И женщина с черными, как земля, волосами -
она столько лет знакома со мною -
совсем не тревожась, живет себе с нами
меж утренним светом и вечернею тьмою.

Среди  железа и  деревьев с горячей листвою,
среди стен и птичьих  гортанных криков,
среди подземных русл с подводной травою,
среди своих снов и своих фриков.

Она ходит на стадионы и на базары
пряча в куртке своей телефон и флягу.
Я готов устраивать городские пожары,
чтоб она оценила мою отвагу.

Я готов блокировать власть городскую,
и в портвейн превращать озерную воду,
чтоб она, вспоминая что я существую,
писала мне письма про жизнь и погоду.

Я готов устраивать на ее улице забастовки,
чтобы ближе быть к ее нежности  и злости лютой,
чтобы слушать, как она врет неловко,
про то, с кем спит и кого она любит.

Я придумаю новые буквы и знаки препинания,
я убью поэтов всех устарелых,
чтоб она забыла свои прежние знания,
чтобы  слушала тишину и во тьму смотрела.

Или в  небо, зеленое  после холодных буден.
И в дожде пусть потонут памяти бредни.
Пусть забудет про все,
и меня пусть забудет,
но меня пусть забудет последним.

Переживи этот четверг,
Перевари, как еду,
Горькой, предательской ночи беду,
Что с тобою теперь.
Переживи это небо,
Когда синий души водоем
промерзает, и в воду
Вмерзло сердце твое янтарем,
задыхаясь, как рыба, без кислорода.
Когда загажены
НЭПом дежурным мозги,
И языком дырявишь
тертые слов талоны,
Переживи муку дней этих всех,
Делая твердым, зажав в ладони
Мокрый утренний снег...
...Под вечер, когда отпускает,
и взгляды вокруг, как подарки,
В вагоне сидишь, как в остроге,
И в небе зажигается ярко
Созвездие
Южной
Железной Дороги.

Некоторые  лучше выглядят летом, некоторые - по весне.
Но ее нельзя было не заметить - она смеялась во сне.
Я подумал: она вгрызается в  мою кожу так легко по  сравненью  с другими.
Если она когда-нибудь проснется, хорошо бы узнать ее имя.

Хорошо  бы узнать, откуда она приходит, куда пропадает в ночи?
Кто живет за той дверью, к которой подходят ее ключи?
Почему она ничего не помнит, ничего не знает заранее?
Если бы патруль  проверил ее карманы - получил бы новое звание.

Если бы она написала книгу про каждую из своих ран,
книга имела б такой же успех, как тора или коран.
Мужчины читали бы эту книгу, чувствуя свою вину,
и жгли бы ее на площади , прежде чем развязать  войну.

Мужчинам не стоит знать про  последствия, им довольно причин.
Получить все и превратить  в ничто   - вот повадка мужчин.
Когда они говорят о совместном, имеют в виду лишь себя.
Лучше не говори  с ним о том, что будет   - потеряешь то,  что есть у тебя.

Но она просыпалась и все начиналось тогда.
Она хорошо держалась на исповедях,  на допросах, в судах.
Она говорила: лучше винтовка в руках, чем кресты на вратах.
Когда она произносила  слово любовь, я видел кровь у нее на зубах.

Берегите ее ангелы, берите ее под крыло, храните в своей руке.
Скажите ей, пусть сохраняет спокойствие, входя в очередное пике.
Пусть вернет мои рукописи, мое горючее, мой пот на спине.
И спросите ее при случае - помнит ли она вообще обо мне?

Даже если покинешь ты
край, где выросла и соглашалась ждать,
где лица твоего сформировались черты
и начала географических карт,

даже если чужие примеришь слова
и чужих плеч коснешься, и чужих простыней,
c берегов, куда мало кто заплывал,
не вернешься, врастая в них все прочней,

даже если от своих убежишь ты следов,
от своих снегов, что на ветках лежат,
и спасешься от сумерек и холодов,
на коленях своих убаюкав чужих котят,

ты примчишься назад письмам всем вопреки
в край где дымы высоки, а камень горяч -
твердо зная, что даже у этой реки
ты искать его станешь зря.

Что она делала после, куда ушла,
с косынкою в рукаве, кольцом на мизинце?
Темные ее окна разъела мгла,
как разъедает ржавчина
брошенные эсминцы.

Курила крепкий табак. Сгоряча
ругаться с ментами - было хобби ее.
Любила сухое вино, в фаст-фудах пила чай,
индийский, как океан,
черный, как собственное белье.

Пила за то, чтоб уйти без следа,
за то, что прошита покоем
души золотая материя.
Лежала на теплом спальнике - оголенная, как провода,
тихая, будто вода, сонная, точно артерия.

Что осталось после нее? Остались долги.
Я отдавал их. Осталась заколок медь.
Случайные ее приятели, а еще - враги,
которых я толком не знал,
а должен был ведь.

Остались в шкафу ее вещи, словно печалясь о чем,
календарик с ее месячными, чтоб я не смог ошибиться,
осталась бритва - я себе ее взял потом
и все время резал лицо,
пытаясь побриться.

На одном дереве три ворона сидят гордо
Ах! Ох! О горе! О боже мой!
На одном дереве три ворона сидят гордо
Они были черными как смоль
Они были черными как смоль

Один каркнул: Мой товарищ,
Где должна состояться следующая трапеза?
На земле, в зеленом поле
Покоится под своим щитом герой
Покоится под своим щитом герой

Его собаки лежат неподалеку,
Они охраняют своего хозяина
Его соколы кружат на горизонте,
Ни одна птица не смеет приблизиться к нему
Ни одна птица не смеет приблизиться к нему

Идет к нему нежная лань:
Ах, я вижу, мой дорогой,
Она поднимает его голову, алую от крови
Любимый, которого она целует, мертв
Любимый, которого она целует, мертв

Она роет могилу с рассвета -
Вечером она сама была мертва!
О, Господи, одари нас всех
Такими соколами, собаками, любовью,
Такими соколами, собаками, любовью.