[AVA]http://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Элли слушала внимательно-внимательно, глядя попеременно то на ученого, то в бокал - не иначе, как в поисках истины, но, видать, хоть и неплохое было vino, но все ж таки недостаточно для изыскивания в нем какой-никакой veritas.
Не всякому злу потребны для рождения власть или властное же повеление. Зло - оно ровно как вода или угарный дым, всегда найдет щель в ставнях или половицах, и тогда уж держись: заполнит собой все и тебя с головой накроет.
Не с Регины все это началось: была Регина всего лишь праздничным украшением на торте, финальным аккордом уже которое десятилетие шествовавших по этим землям Темных Времен. Да она потому, собственно, и сумела достичь того, что достигла, что народ здешний, за который Элли по площадям глотку драла да из тюрем бегала, более всего на свете привык бояться. Всего на свете: худого слова, темного взгляда, наговора на воск и ключевую воду. Или механизма, делающего то, что не всякой магии под силу. Или того, кто этот механизм может придумать и собрать.
Леди Старлинг криво усмехнулась: верно, не с чего было Якобу Дроссельмейеру питать какие-то скверные чувства к Ее Величеству; Якоба Дроссельмейера и без ее посильной помощи провели за руку сквозь Ад, да там и оставили выбираться согласно собственному разумению.
Того только не учли по дурости, что у него и не на такое разумения хватит, и злости хватит, и упрямства тоже.
Элеонора знала такую породу людей - их останавливает разве что смерть, а до того они на всякий вызов глядят даже не как на вызов, а как на задачку, систему уравнений с определенным количеством неизвестных и констант.
Светлый ум. Не в то время, не в том месте. Возможно, что и вовсе не в том мире.
Леди Старлинг смотрела на ученого и думала о том, что Якоб Дроссельмейер, пожалуй, не остановится никогда, но вот в чем вопрос: знает ли он сам, куда хочет идти? Или горящая балка отрезала некогда не только путь к выходу, но и само понимание необходимости этого самого выхода, и так он и остался по итогам в том самом подвале, бережно сохранив его в своей душе?

Элли было куда как проще: она четвертый год сама была плотью от плоти этой толпы, готовая за всех этих людей, которых до сих пор отчего-то было едва ли не до слез жалко, если и не убивать, то умирать - точно. Но ее мир был куда незатейливей, он был исключительно здесь-и-сейчас, и в нем не было места ни вопросам, ни рассуждениям; знай себе бей, уворачивайся да беги как можно быстрее, а если убежать не сумел - то и на помосте своя радость найдется, всегда можно, перед тем, как петля на шее затянется, крикнуть, мол, то-то и то-то - да здравствует. Не арифметика даже. Еще проще, чем счет на пальцах.

- Не знаю. - Элеонора осушила бокал и отставила его на стол. - Я в вопросах страха дурной советчик, Якоб, потому как боюсь вообще всего на свете и это, вероятно, не лучший способ жить... Толпа не думает, все верно. Она живет инстинктом, как лесной зверь, и есть над ней правители, нет ли их - она все равно будет пытаться изничтожить все, чего не в состоянии понять. Это тоже дело рук страха. Но я о другом, мастер Дроссельмейер. Есть люди, которых не напугать и не очаровать заводными игрушками и хитрыми машинами, они умны и смотрят дальше и глубже. И во всем видят только рычаги, которые можно использовать для своей выгоды, и за ценой либо средствами вопроса у них не станет. - она помолчала немного и скрутила еще одну папиросу. - Если меня чему-то дорога и научила, так это пониманию закономерностей жизни этих земель. Ломать умеют и так, что человек и сам не догадывается, что с ним происходит. Есть люди с ключами от всех дверей, и они страшнее толпы. И если мои догадки хоть сколько-нибудь соотносятся с реальностью, то... Вас попытаются прибрать к рукам. Напугать, купить, найти какое-то слабое место, что угодно. Из вас выйдет слишком безупречное оружие, чтобы им разбрасываться или не обращать на него внимание. Просто... - она скривилась. - Просто будьте к этому готовы. Чтобы если и делать что-то - то по собственной воле, а не марионеткой в пальцах кого-то из правителей. Я понимаю, Якоб, что вы зла видели столько, что не мне вам о нем рассказывать, но есть не только оно. В каждой из этих деревень, в каждой толпе, пришедшей поглазеть на казнь, в каждой колонне каторжников - есть те, за кого стоит драться.

Впрочем, если Регине и ее присным удастся подобрать отмычку к этому ученому - вероятно, драться будет не только не за кого, но еще и некому. И будет Королеве последняя потеха - править землей, которая не родит уже ничего, кроме могил.

[AVA]http://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Один мой знакомый часовщик, - Элли улыбнулась и прищурилась, - говорил приблизительно то же, только у него фигурировали болт с винтом и жопа с обратной нарезкой.
На часовщика тоже потом нашлась управа. Леди Старлинг пуще прочего не любила возвращаться в те места, где уже единожды бывала, потому как все чаще и чаще это было возвращением на пепелище. Для нее, по совести, и мастера Дроссельмейера обнаружить живым и при своем доме было сюрпризом из категории совершенно неожиданных.
- Полтора года... - протянула она с легким недоумением. - С ума сойти.
Полтора года от встречи, четыре - от побега, двадцать шесть от рождения. Земную жизнь пройдя до половины я очутилась в сумрачном лесу. Самое время присесть на минутку, глубоко вздохнуть и осторожно оглянуться назад, на переплетение дорожных развилок: сколько-то росстаней очутилось теперь за спиной, от сколького сбежала так, что в жизни уже не вернуться?
Если бы все шло так, как должно, и леди Старлинг мозглой февральской ночью не сиганула впервые в жизни в окно да через забор - что было бы тогда? Вероятно, она была бы замужем, возможно, у нее были бы дети. Или бы она умерла родами. Или, не умея тогда еще стиснуть зубы и терпеть, пошла бы проторенной дорожкой всех девиц, неудачно замуж сходивших - мало ли в царских землях речек, мало ли в этих речках омутов.
Нет, все было сделано верно, нельзя было иначе, потому как жизнь - штука грязная, она начинается разделенным на двоих хриплым вздохом и приходит в мир с кровью и болью, да только все равно черта с два добровольно с ней расстанешься.
Даже если все, что она в итоге может тебе предложить, это сомнительное место в кабацких побасенках, пара часов беседы, в которой умолчаний больше, чем слов, и маленькая игрушка в ладони.
- Это ж надо! - восхитилась леди Старлинг, следя взглядом за бесконечной трансформацией волчка. - Эдак голову вывихнуть можно, соображая, как же он так... Вот как у вас все это посчитать выходит, Якоб? А я, - она вздохнула, - сегодня свое слово сдержать не смогу. Только руки-ноги при себе и остались, но играть у вас не на чем, а морду бить, по счастью, больше некому.

Нехорошо получалось. У них, по всему, и этой-то встречи быть не должно было, а уж про следующую и вовсе можно было даже не заговаривать.

[AVA]http://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Я уже говорила, что вы - смелый человек? Если нет, то исправляюсь и говорю. А я - боюсь. - неожиданно негромко и честно призналась Элеонора. - Я вообще жуткая трусиха. Но вот стражнику мне еще худо-бедно есть, что противопоставить. А этим - нечего.

Элли попыталась улыбнуться, но в этот раз результат оказался куда как скверным. Поди, угадай, в чем была причина: в тепле ли, запахе очага, вине, оказавшимся чуть крепче, чем ожидалось, в меняющем форму и суть волчке на темном дереве стола, лице человека напротив, которое, очевидно, было красивым, пока жизнь не пришла и не потребовала своей виры за все...
Тот, в петле - тоже красивым был, покуда был жив, а теперь уже четыре года, как истлел в неглубокой могиле и ни имени от него не осталось, ни памяти - только железный ключ от никакой двери на шее беглой преступницы.

- Придется, - кивнула она, спешно отводя взгляд. - Конечно же. Обязательно.
И на всякий случай прикрыла глаза рукой, как прикрывают от света или усталости: пореветь леди Старлинг и четыре года спустя была не дура, но куда как не любила делать этот процесс публичным. Потому что одно дело, когда ты на допросе или после допроса плачешь - это правила игры и закон жанра, тут если держаться вздумаешь - станет еще хуже, но совсем иное, когда расклеиваешься на пустом месте, ровно и впрямь благородная девица, прочитавшая сентиментальную поэму, только потому, что иногда ты не успеваешь сбежать, и тебя догоняют разом и усталость, и безнадега, и понимание того, что все, что ты за смысл жизни почитаешь - это ровно что плевки против ветра. Что всякий человек слаб и смертен, внезапно смертен, а противопоставить этому тебе совершенно нечего, и хоть головой об стену бейся, пытаясь измыслить, как уберечь то, что тебе отчего-то дорого, но все равно в итоге ты ничего не можешь ни поделать, ни изменить, и даже тем твоим обещаниям, в которых только несколько тактов немудрящей песенки - грош цена.
Такой ее знал, разве что, Кот - и никому об этом не рассказывал.

А мастер Дроссельмейер пусть ее лучше запомнит какой угодно: хоть целующейся с душегубом, хоть со следом удавки на шее, хоть дурочкой, боящейся ключей и улыбающейся головоломкам. Но только не тем, что она и самой себе не показывала.
Четыре года спустя леди Старлинг редко волновало чье-то возможное уважение к собственной сомнительной персоне, но случалось и такое.

[AVA]http://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Якоб Дроссельмейер в своем неизбывном желании видеть весь мир сложным, но все-таки объяснимым механизмом, в целом был прав. Это старое-старое механическое пианино, проигрывающее раз за разом одну и ту же пьесу, автор которой в момент написания был не то пьян, не то зол, не то пьян и зол одновременно. У всякой шестеренки свое место, всякий винтик намертво вкручен в свой паз, и даже те колеса, что поболее прочих - все равно навсегда нанизаны на свою ось и оси этой не сойдут.
Хуже всего в этом механизме приходится тем, кто ему не принадлежит: всякий камень, попавший между зубцов рано или поздно будет размолот в прах.
Но время от времени сбой дают даже самые точные часы, пропуская удар, становясь на месте или и вовсе раскручивая стрелки в обратном направлении.
Время от времени стреляет и незаряженное ружье.
Время от времени всякий и сам становится таким вот неисправным механизмом, поломанной шарманкой, вместо развеселой песенки исторгающей из себя не то сдавленное сипение, не то поминальный плач.
И ни единой нет причины завидовать всякому, кто хотя бы раз столкнулся с полной своей невозможностью, пусть и на краткий миг, работать так, как задумано.
По всему выходило, что мастер Дроссельмейер и леди Старлинг сейчас оба одновременно стали нос к носу с этой бедой, вынужденные поснимать привычные, прикипевшие к коже маски и выступать совершенно не на тех ролях, которые подразумевали их стандартные амплуа.

Ученому должно разбирать механизмы и прятать лицо за маской либо платком.
Бродячей актерке должно хохотать даже за шаг до плахи и распевать песенки, за которые на нее ставят.
Все прочее проходит слишком близко к тому научному понятию, что лекари называют "болевым порогом", и шутить с ним - последнее дело.

Как всякий актер, леди Старлинг была чувствительна как к фальши, так и к откровенности того разбора, когда она больше похожа на удар со спины по затылку. Если хочешь продержаться в этой безумной пляске хотя бы на час дольше прочих - беги от подобного как от огня и никогда не оглядывайся. Стоит оглянуться - и ты пропал.
Элли не знала, знает ли об этом Якоб Дроссельмейер - достаточно был того, что она сама это за четыре года вызубрила на отлично.
Пьеса пошла вразнос, оркестранты перепились и вдарили фортиссимо. Беда.

- Спасибо, - очень тихо проговорила леди Старлинг, глядя в глаза, потом чуть сжала ладонь ученого своей, поцеловала Якоба куда-то в район виска. - А вот теперь мне точно пора.

Когда вокруг пронизывающий ветер и впереди с десяток миль кругами по ночному лесу - это куда правильней и привычней и не дает ни единой возможности сбиться с единожды заученной роли.