На эту зиму Вольные стрелки планировали встать основательно. И врости в мерзлую землю на период холодов, полагаясь на запутанность лесных троп, которые обрывались задолго до того, как запах дыма или ржание лошадей могут выдать излишне любопытным гостям леса наличие человеческого обиталища в этой глуши. А глушь, даже по лесным меркам была знатная. Справа -болота, слева - бурелом перед оврагами. Зайти в лагерь можно было бы с севера и с юга, но особенности ландшафта и протяженность естественных препятствий к продвижению делали идею окружения лагеря невозможной, если конечно шерифу не удастся рассчитать продвижение солдат по лесу таким образом, чтобы один многочисленный отряд мог обойти болота и зайти с южной части одновременно со вторым, коему понадобилось бы меньше времени, чтобы пробраться через лесную чащу до северной окраины. Сеть осведомителей-пересмешников, просматривающих из своих укрытий все подступы, и вовсе делала невозможной идею дойти до лагеря нормальными местами, где мог бы проехать всадник.
Привыкшему к кочевой жизни Робину решение это далось нелегко, но прошлая зима, которую Вольные стрелки провели на нескольких стоянках, вышла спокойной. Однако оставаться на прежних местах Робин не рискнул – оставил там людей для промежуточной транспортировки провианта и создания видимости обитания. Если кто и выдаст старые базы, так разбойники узнают, что надо держать ухо востро, да задумаются о новом укрытии.
Впору было бы успокоиться. Но оседлость эта со складом и конюшнями, с соскучившимися по своим прошлым ремеслам плотниками, отстроившим добротные казармы для ребят, и пекарями, после утренней тренировки спешившими к кухне, вызывала у Гуда странное раздражение, похожее на зуд в месте незабывшегося прошлогоднего осиного укуса. Всякий раз, когда стрелки отправлялись на промысел, Робин уходил с ними – не столько ради добычи – ребята справились бы с рядовыми кошельками при сапогах, пусть даже в окружении мечников, и сами. Сколько для того, чтобы не торчать у очага, думая о том, насколько недель хватит муки и солонины, сколько еще людей может принять отряд, если голод и зверства мздоимцев шерифа заставят сыновей оставить старых родителей, бросить мотыги или инструменты, да взяться за ножи и луки.
Окрик одного из дозорных застал Робина подле кашеваров, горячо доказывавших, что березовые дрова горят бездымно, и накормить бойцов пирогом с требухой – не преступление, а вареные бобы, приправленные жиром да чесноком уже у всех поперек горла. Гуд, вообще редко вникавший в содержимое своей тарелки и различавший вкус в диапазоне «недосолено – пересолено» конечно, мог отличить мясо от каши, но от отсутствия оного в рационе, совсем не страдал. Разговор получился коротким, конструктивным, но едва ли бы нашелся грамотей, способный изложить его суть, без искажения, используя только приличные слова.
- Какая еще баба? – буркнул он, теряя нить рассуждений кашевара, и прокричал, приблизив ладонь ко рту, словно это могло усилить его голос, - давай её сюда.
Пользуясь тем, что командир отвлёкся, братья-хлебопёки подхватили довольно тощий куль с мукой и споро потащили его в сторону кухни, откуда соблазнительно тянуло чем-то мясным, жарившемся с лучком на бараньем жиру.
Никакой, в общем, конспирации.
Назвав дочку лорда Старлинга «бабой», дозорный здорово преувеличил, если говорить о внешних комплектующих, положенных женскому телу, достойному называться «бабой», суть Элли тоже нифига не отразил, здесь стоило бы употребить слово «проблема». Сказать что-то вроде «Эй Роби, тут по твою душу явилась заноза-для-любой-бронебойной-задницы».
Судя по широченной улыбке, полным набором зубов, явно свидетельствующей, что в тюрьме кулаки охранников счастливо миновали нижнюю часть лица Робина, пятая точка предводителя вольных стрелков давно жила в предощущении проблем. Способ прорицательства с помощью сей весьма неблагородной части человеческого тела так и не был признан официальной магией, но таки фраза «жопой чую» не возникла в народе просто так.
И если мысли Робина складывались примерно так: «жопой чую, Эллли здесь не просто так», то фраза, адресованная подруге старых веселых деньков звучала более оптимистично:
- Жива!
И несколько секунд спустя тощее костлявое тельце Элли сжато было в искренне-дружеских объятьях, а сам Робин понял, что дико соскучился. И по ней самой и по проблемам, отличающимся от тех, ставших обыденными и едва ли не рутинными для стрелков.
- Одна?! – беспокойство во взгляде и приказ, одновременно с разворотом в сторону дома, где располагались одновременно командирская ставка, кровать Робина и нечто среднее между складом последних трофеев, скорняцко-сапожной мастерской, ибо в данный момент сидел у стола сухой жилистый старик и споро орудуя иглой латал простреленный рукав чьей-то куртки.
- Рассказывай.
Отредактировано Mark Walker (2015-10-24 17:52:57)
