[icon]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/13967.png[/icon][nick]Condrad[/nick]Они шли по улице, покачиваясь, горланили песни и раскидывали ботинками песок, а вокруг них, присыпанные жёлтой пылью, цвели алые даже во тьме розы, навевая приятные воспоминания об улыбке Регины Миллс. Кондрад, выпивший втрое меньше прихрамывавшего Джона, бережно, точно родного отца, поддерживал его под руку и то и дело воровато косился по сторонам, но город спал, и сон его не могла потревожить даже песчаная буря.
Сторибрук был проклят, как проклят был Кондрад, не понимавший, почему не уезжают другие. Тому же Джону давно стоило схватить сына в охапку и бежать, бежать сломя голову из тихого местечка в штате Мэн, но он почему-то предпочитал приставать к приличным девушкам и напиваться в баре после отказа, разглядывая в зеркале стакана свою избитую рожу.
— Папа!
Марк, бледный, взволнованный, в несколько огромных для его комплекции прыжков преодолел лестничный пролёт и сомкнул ручонки на отцовской шее. Джон устоял лишь чудом, и чудо это звали Фоксом — тот подпирал его со спины, почти пристыженно отводя глаза от семейной нежности. Им с Элизой не повезло: у них были девочки, и обе пошли в мать.
Сколько Джон не был дома? День, два? Сколько его сын пережил без отца, когда в окна бились песок и ветер?
Марк был хорошим мальчиком. Кондрад знал: если всё пойдёт не так, как рассчитала она, он лично вытащит ребёнка, и к чертям собачьим все её планы.
Полчаса спустя, когда накормленный яичницей ребёнок, отчитавшись непутёвому папаше о переживаниях, успехах в игре на скрипочке (жаль, Джону не удастся сообщить сыну об отказе Русти и дальше иметь дело с этой семьёй) и о том, как он успокаивал дуру няню, пока на улице шумела гроза, Фокс решил, что пора:
— Ну что, по последней и чаю?
— Можно и так, — Джон, задумчиво поболтав виски по стакану, сполз на стуле ниже и, запрокинув голову на спинку, лениво покосился на сотоварища. — Останешься на ночь, Кондрад?
— Уже утро, — хмыкнул тот, но отказываться не стал.
Виски у Ливингстона, кстати, был совершенно отвратительным. Дешёвым, под стать названию "Сторибрук" и обстановке. Пока Джон шарил по ящику в поисках ещё не съеденной сыном пачки чипсов, Фокс махнул стаканы местами и, нарочито нелепо покачнувшись, поднялся на ноги.
— За дружбу, Джон. За крепкую мужскую дружбу!
— Ну ты даёшь, — Джон изумлённо покачал головой, но под пристальным взглядом всё же выпил. До дна. Кондрад с каждой минутой понимал всё лучше, почему часовщик так не нравится мэру. — За любовь бы ещё предложил.
— За любовь не пью. Женат.
Так и не отсмеявшись до конца, Джон завалился набок. Кондрад позволил ему с глухим шорохом свалиться на пол, после чего слил из чайника воду и поставил его на плиту, открыв газ на полную. Заметать следы не стал — огонь с этим справится лучше.
На улице было свежо. Фокс докурил, втоптал бычок в землю и обернулся на дом: было видно, как по стенам пляшут отбрасываемые огнём тени. Из раскрытого окна по занавескам потянулся дымок.
Джонатан Ливингстон был так себе человеком.
Постояв ещё минуту, Кондрад подорвался к соседнему дому и, едва взлетел на порог, забарабанил в дверь.
— Пожар! Мать вашу, открывайте! Пожар!
Жаль, не было репортёров — такая бы была сенсация.