| Время сказок закончилось, сэй. Настало новое время, военное время, и выбор только один: служить или славить. Добро пожаловать в Чартаун, сэй. Пленных не брать. |
| F.A.Q. Сюжет Хронология игры |
Chartown |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Chartown » История Зачарованного леса » 14.08.1601 — "За ширмой"
Время действия: 14 августа 1601 года.
Место действия: Зачарованный Лес, дом Фридриха Штальбаума.
Участники: Joan Bell, William Riley.
Ведомая любопытством, дочь доктора Штальбаума навещает пациента, живущего в охотничьем домике. Мастер Дроссельмейер не признаётся, что это он, опасаясь разочаровать Мари.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
День был жарким и душным, будто вот-вот должна была прийти гроза. Хорошего дождика и впрямь не хватало. Одежда липла к телу. Чтобы скрыться от августовского жара, Мари выбрала самую темную комнату, окна которой закрывали кусты вишни. Взяв с собой книгу, она расположилась прямо на полу.
Отец отлучился по делам, и Мари немного скучала. Конечно, ей было чем заняться, в конце концов, книги всегда были под рукой, однако она никак не могла найти интересную и еще непрочитанную. К тому же, был силен соблазн поддаться искушению и наведаться к загадочному больному, которого лечил отец. Мари понимала, что несчастному нужен покой, но ведь и ему могло быть скучно.
Лениво перелистывая старый справочник по травам, она услышала разговор служанок. Дверь в коридор была приоткрыта.
- Как не хочется идти! Он меня пугает.
- Чего ты боишься, Лиза? Он за ширмой. Марта даже кормила его, а ты не можешь посидеть рядом с ним немного.
- Угу. Я сижу, а он так тяжело дышит, что у меня все слова из головы вылетают… И вдруг ему захочется выйти?
- Эх, Лиза…
Мари вышла к женщинам, внимательно посмотрела на одну потом на другую.
- Оставайтесь дома. Я сама схожу к пациенту.
- Но господин Штальбаум не велел Вас пускать.
- Господин Штальбаум, - холодно вымолвила Мари уже на ходу, - ничего не узнает. Верно?
Мари ненадолго поднялась в библиотеку. Она выбрала несколько книг, две из которых были ее любимыми, затем выпорхнула в сад. В охотничьем домике стояла тишина. Покои незнакомца обнаружились на северной стороне.
- Добрый день. Извините, Вы не спите? – входя, негромко спросила Мари. – Я пришла Вам почитать.
Отредактировано Joan Bell (2015-05-10 18:38:59)
За неделю пребывания в охотничьем домике Якоб выучил все шаги и голоса здешней прислуги. Пришедшую к нему девчонку Дроссельмейер видеть не мог, но по тому, как она старательно кралась, и по уверенному звонкому голоску догадался - пожаловала дочь медика. Мари Штальбаум собственной персоной.
Только этого не хватало.
Из своего убежища Якоб выбирался по вечерам, когда темнело. По нескольку минут стоял на садовой дорожке, в задумчивости глядя на расцвеченный огнями чужой дом. Прогулки были недолгими, потому что доктор велел соблюдать режим. Днем было жарко, и чтобы пациент не страдал, ему приносили лед.
На этот раз льда не оказалось, зато были книги. Совершенно бесполезные, ибо после операции на руках Якоб пока не мог читать самостоятельно. Писать тоже не мог. Оставалось лежать и смотреть в потолок или мерить шагами пространство отведенной ему комнаты. Вынужденное бездействие тяготило больше всего. И, в общем-то, появление Мари было очень кстати, если бы не одно "но".
- Уже не сплю, - ответил Дроссельмейер. Он лукавил, потому как не спал и до этого. Просто хотел поскорее избавиться от нежданной гостьи. Понимая, что Мари пришла сюда из любопытства, Якоб счел необходимым напомнить ей: - Разве ваш отец не запретил вам ходить ко мне?
Он знал, что доктор Штальбаум уехал в столицу. Ждать его следовало к вечеру или утром следующего дня. Как говорится, кот из дома - мыши в пляс.
Отредактировано William Riley (2015-05-10 03:22:22)
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Мари сконфузилась, но ненадолго. И дело было уже не в любопытстве, которое родилось вперед нее. Услышав, как о пациенте ее отца переговаривается прислуга, она тихо возмутилась. Разве заслужил он подобное к себе отношение только из-за того, что… Обезображен? Вот этого-то Мари и не знала, однако догадывалась. Иначе бы зачем запрещать его навещать?
- Извините, - она замерла на пороге, переминаясь с ноги на ногу. Но не поворачивать же назад, раз уж пришла. Мари подошла ближе к ширме. – Запретил. Но разве Вам одному не скучно?
Друзей у Мари почти не было. С кузинами о многом не поговоришь, потому что они не любят читать. А добрая приятельница-служанка чаще всего занята домашними делами. Поэтому Мари прекрасно знала, что в одиночестве тоже можно замечательно проводить время. Однако для этого нужно найти себе какое-нибудь занятие.
- И Вам, наверное, жарко. На улице такая духота. Хотите я принесу лед и еще воды? – Мари подошла еще поближе. – А за ширму я заглядывать не буду. Таким образом мы и запрет моего отца не нарушим. Ну, почти.
Дочь Штальбаума спрашивала Якоба, не скучно ли ему одному. Любопытная и бойкая девочка, совсем недавно переставшая играть в куклы. Говорила, что может принести льда и воды. Наверное, даже заботилась. Жалела. И от этого мастеру стало горько.
Дроссельмейер сел на кровати. Немного помолчал.
- Нет. Не скучно.
Одиночество для него было единственным приемлемым выходом.
- Почти не считается, - заметил мастер. - Вы уже нарушили уговор. Обещания либо выполняются, либо нет.
Про себя же подумал, что об этом визите ничего не скажет Штальбауму.
- Раз уж вы здесь, за лед буду признателен. Ваши слуги не очень-то любят сюда ходить.
Людям здоровым не нравится глядеть на больных. Оно и верно. Никто не хочет знать, что с ним может случиться, стоит удаче отвернуть свое ярко размалеванное, как у шутихи, лицо. Куда предпочтительнее думать, что человек всегда молод, неуязвим и практически вечен.
Отредактировано William Riley (2015-05-10 20:09:48)
Слова незнакомца были хлесткими, хотя и безупречно вежливыми. Мари чувствовала себя так, будто ее несколько раз щелкнули по носу. Насупившись, она ничего не ответила. Руки ныли под тяжестью книг, и Мари поставила всю стопку на стол возле ширмы.
Потом она вышла, так и не сказав ни слова. Через некоторое время вновь послышались шаги. Мари принесла мешочек со льдом и кувшин прохладного лимонада. Она все так же молча передала мужчине лед, положив его у кровати.
Скрипнули ножки деревянного стула. Мари поставила его рядом с кроватью.
- Не любят, потому что боятся, - запоздало согласилась она, тяжело вздохнув. – А вот Марта не боится, она Вам очень сочувствует.
Пока Мари ходила за льдом, она обдумала слова незнакомца. Он был прав, и вряд ли стоило сердиться на него за не очень дружелюбный прием. Видно, ему и впрямь плохо, а в таком состоянии трудно быть приветливым.
- Так Вам почитать? – сев на стул, Мари упрямо повторила свой вопрос. – Раз уж я здесь. Лиза сказала, что вы пока не можете держать в руках книгу.
Все же, как Мари казалось, ее помощь была нужна. Она пока не догадывалась, что такое беспомощность и, как она бьет по чувству собственного достоинства.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Отредактировано Joan Bell (2015-05-10 22:06:21)
- Я признателен вам и Марте за заботу, - сухо ответил Якоб.
Силуэт за ширмой казался прозрачным. Словно Мари Штальбаум была бесплотным призраком - видением, рожденным в мареве августовского дня. Дня ослепительно яркого, до краев наполненного солнцем.
Лед стал настоящим спасением.
Когда Мари уходила, Дроссельмейер чуть отодвинул край ширмы, чтобы взглянуть на нее тайком. Девчонка была высокой и нескладной. Белокожая и рыжая, вероятно, в мать. Из тех женщин, которые легко краснеют и у которых от любой трогательной мелочи быстро увлажняются глаза.
Ему отчаянно хотелось спросить, как поживает подаренный им Щелкунчик. Все равно, что дотянуться до утерянного прошлого. Но задать этот вопрос означало выдать себя.
- Да. Благодарю, - ответил Якоб, когда она вернулась и предложила почитать. - Только, пожалуйста, налейте лимонад.
Подумаешь, взять кувшин за ручку. Но в его положении это было непросто.
- Что за книги вы принесли? В них есть стихи? - с иронией поинтересовался Дроссельмейер.
Ну да, что еще может принести почитать четырнадцатитлетняя девица? Наверняка трагический роман о любви и сборник высокой поэзии, описывающей либо всю ту же трагическую любовь, либо чьи-нибудь сомнительные подвиги.
- Конечно, - Мари наполнила чашку, протерла ее полотенцем и протянула за ширму. – Осторожно. Пейте по чуть-чуть, не спеша.
Не хватало еще, чтобы человек, о котором так пекся ее отец, простудился. Мари надеялась, что все делает правильно.
- Стихи? – растерялась она. - Ну, есть трактат о поэтике… - Слышно было, как Мари перебирает книги. – Есть истории о жизни известных людей древности. Трактат о метафизике. Есть комедии. Еще есть сборник народных новелл – его я очень люблю. Ой, травник… - Мари улыбнулась. – Это я его случайно прихватила. Совсем недавно перечитывала.
Она не знала, кто скрывается за ширмой. Однако раз ему приносили книги, значит, он умел читать и, возможно, был образован. Любопытство Мари разгорелось с новой силой.
- Я не знала, что Вам нравится, поэтому принесла всего понемногу, - она задумчиво почесала висок. – Ну, что смогла донести. Если Вы хотите послушать стихи, хорошо, - Мари пожала плечами. – Я сейчас за ними схожу. Какие Вы любите? О любви?
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
- Вы во всем так щепетильны? - спросил Дроссельмейер, принимая чашку. - Бьюсь об заклад, через несколько лет из вас получится отличная нянюшка.
"Или молодая мать..." - продолжил Якоб мысленно. Это мужчине можно было гулять до самых седин, женщины же выходили замуж еще девчонками. А если умирали в родах, то их сменяли другие. Помоложе и поздоровее, чтобы могли рожать и хорошо грели постель.
Штальбаум упоминал, что его дочь очень способна, живо интересуется наукой и уже сейчас стремится помогать ему во всем, что касается работы. Жаль только, что женщин-лекарей не очень-то чтят. Им чаще всего достается удел "ведьмы". А там где обвинения, там и нападки, всеобщая ненависть и неудачи одна за другой.
Что такое человеческая ненависть, Дроссельмейер тоже знал в достатке.
Услышав про комедии, Якоб был приятно удивлен. Значит, никаких слезливых и нелогичных историй, в которых все появляется и исчезает само собой, а события описаны так паршиво, что сразу видно - автора волновали любовные подробности, а не сюжет.
Для стихов, по правде говоря, тоже настроения не было. Лирика на то и лирика, чтобы в другой обстановке ее читать. И уж точно не с четырнадцатилетней девицей, которая может легко напридумывать всякое.
- Нет. Не надо стихов, - ответил мастер. - Давайте лучше комедии.
Одной из любимых комедий Дроссельмейера была та, в которой некий шут продавал на ярмарке куриный помет, выдавая его за чудодейственное лекарство. Очень жизненная история.
- Может быть, - Мари вздохнула, досчитав до десяти. – Зато Вы уже сейчас отменный ворчун.
Она не ведала, сколько лет человеку за ширмой. По то и дело сипящему голосу не поймешь. Но точно не старик.
«Вот же зануда!» - подумала дочь лекаря. Она заметила иронию, с которой незнакомец спросил о стихах. Но что толку зря возмущаться, если большинство ее сверстниц и впрямь читают только любовные стишки да душещипательные романы? Узнав, какие книги принесены, мужчина не стал насмехаться, говорить, что она еще слишком мала для них и что, наверняка, не поймет ни слова. У Мари отлегло от сердца.
Взяв сборник комедий, она открыла одну из своих любимейших.
- История о дурочке из богатой семьи, которая была мучением для всех учителей.
Мари читала увлеченно, хотя поначалу немного стеснялась. Потом она стала изображать героев, чуть ли не рассказывая пьесу наизусть. Временами Мари и сама смеялась над шутками, даром что знала их все. Вот если бы она могла видеть, как улыбается человек за ширмой…
Пока Мари читала, небо заволокло тучами. Стало темно, как вечером. Воздух наполнился свежестью, которая бывает только во время грозы. Где-то гремел гром. Мари бросилась спешно закрывать окно и приоткрытую дверь.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Отредактировано Joan Bell (2015-05-14 10:03:55)
Якоб сделал глоток лимонада. Комедия "Дурочка", о простодушной Финее, была и его любимой. Пьеса повествовала о девушке, которую все считали глупой только потому, что она не умела изящно выражаться и не считала нужным лгать или утаивать.
Интересно, почему юная Мари выбрала именно эту комедию? Неужто тоже симпатизировала Финее? Если так, то девчонка была действительно смышленой, не по годам.
Но этот? Что-то мудрено!
Неужто батюшка не мог
Найти мне целого мужчину,
А предлагает половину?
Какая радость муж без ног?
- Вынимает из рукава портрет, - смеясь, в один голос с Мари продекламировал Якоб. - Не закрывайте окно, - попросил он, когда дочь медика прервала чтение.
Ему нравилось, как грохотал гром. И наконец дождь принес прохладу. Стало легче дышать. В такие моменты Дроссельмейер невольно думал о том, что в погребе было несравнимо легче.
Отредактировано William Riley (2015-05-13 13:35:12)
К окну Мари подошла, не выпуская книги из рук. Еще не успев как следует его затворить, она вновь раскрыла створки. В лицо дунул прохладный ветер. Мари глубоко вдохнула, с блаженством закрыв глаза. До холодных осенних ветров было еще далеко, прохлада была желанной, и все же Мари по-прежнему немного беспокоилась, что пациент может простудиться. Только вот говорить об этом вслух не стала, а то опять еще чего доброго назовет нянюшкой.
- Без ног? Нет радости, вы правы.
Позвольте-ка и мне взглянуть.
Обернувшись, Мари так и осталась стоять у окна спиной к озеру. В этот момент занавеси заколыхались, чуть приподнимаясь.
- Гляди… - она успела увидеть лицо, скрытое бинтами и руки. Понятно, почему его боялась прислуга. Хотя, если подумать, бывает и хуже, а тут – и ноги, и руки целы.
- Гляди, - повторила Мари, поспешив исправить заминку. - С лица - хорош. И грудь широкая. Мужчина бравый.
Загромыхало ближе, потом сверкнула молния и, с неба одним озорным и яростным потоком хлынула вода. Вот и еще одна причина, чтобы оставаться в охотничьем домике.
- Вы тоже любите эту пьесу? – с интересом спросила Мари. – Мне нравится Финея и то, как высмеивается наш обычай выдавать девиц за муж, только и показав портрет нареченного. Тут уж по неволе прикинешься дурочкой.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Отредактировано Joan Bell (2015-05-11 19:45:24)
- Тоже, - ответил Якоб. -Хотя мне больше по душе другие книги, - поняв, что почти проговорился, мастер замолчал, укоряя себя за неосторожность. Теперь любопытная девица наверняка начнет выспрашивать и придется как-то отвечать. Чтобы этого не случилось, он тут же пояснил: - Исторические.
Дроссельмейер почти не лгал, ибо история, хоть и в меньшей мере, входила в сферу его интересов. А то, что это история развития медицины и естественных наук, пояснять было не обязательно.
У Мари был приятный, звонкий голосок, и слушать ее оказалось в радость.
- Финея не прикидывалась, - возразил мастер. - Она действительно была простодушна. Будь она немногим более хитра, ее бы называли не дурочкой, а стервой. Как в другой комедии, помните? Где некий повеса решил жениться на строптивой девице, которую боялись все, включая отца.
Задумавшись о портретах, Дроссельмейер умолк. Следующий удар грома прозвучал совсем близко и был оглушительным.
- Вы не боитесь грозы? - спросил мастер, снова переводя тему.
Женщина, на которой он собирался жениться не так давно, удрала с фигляром. Не удержали ни доброе его к ней отношение, ни дорогие подарки, ни вполне располагающий "портрет".
"Ты дурак, Якоб, - твердил он себе тогда, обтачивая деревяшку, заготовку для будущего Щелкунчика. - Набитый дурак".
Отредактировано William Riley (2015-05-11 20:09:28)
- Я тоже люблю историю, - оживилась Мари. – А какие исторические книги Вам нравятся?
Закономерный вопрос. Она не подозревала, что ее собеседнику приходится отчасти скрывать свои увлечения. Мари было приятно, что незнакомец, наконец-то, разговорился и не отпускал больше едких замечаний. А еще ей нравился его смех. Да, сиплый, но такой искренний.
- Я знаю, что она не прикидывалась. Но… Это я так, о своем. Не обращайте внимания.
Мари опустила глаза. Несколько дней назад тетушка убеждала ее, что девице пристало больше интересоваться домашним хозяйством и рукоделием, а наукам и искусствам учиться только для того, чтобы развлечь мужа и его гостей. По словам заботливой родственницы, раньше и в четырнадцать лет выдавали замуж. А Мари так хотелось сказать, что в древности и браки между братьями и сестрами практиковали, и людей в жертву приносили.
- Не боюсь, - искренне ответила Мари. – Если не стоишь под деревом и не плаваешь в воде, чего ее бояться? – Прямо над озером промелькнула молния, и она отошла от окна, сев обратно на стул рядом с ширмой. – По-моему, гроза – одно из самых красивых природных явлений. Она загадочна и прекрасна. Вот если бы человек мог сотворить нечто подобное…
Мари зябко повела плечами. Все же на ней были только сорочка да легкое верхнее платье.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Отредактировано Joan Bell (2015-05-11 21:37:19)
И снова Дроссельмейеру пришлось недоговаривать. Необходимость скрывать заставляла его молчать. Он чувствовал, что это наилучший выход. Не будить излишний интерес и не сближаться. Не пересекать черту формальной любезности и разговоров ни о чем.
Через время этот момент забудется. Все пройдет, как проходит гроза. Бойкая и любопытная Мари больше не вспомнит о человеке без лица, которому читала "Дурочку". А он постарается забыть о ней. Каждый пойдет своей дорогой.
- Исторические повести, жизнеописания великих людей, хроники войн и походов, заметки путешественников об обычаях и быте, - перечислил Якоб.
Он не стал допытываться, о чем "о своем" вдруг задумалась дочь Штальбаума. Как ни крути, они находились в разных мирах.
- Есть такая молния, которая летает, как огненный шар. Потом она взрывается, встретив препятствие. Ее стоит опасаться.
Мари и в голову не могло придти, что Якоб слишком близко подошел к тому, чтобы самому "создавать" молнии. Так близко, что прослыл колдуном. Однако и после того, как его чуть не убили, Доссельмейер собирался продолжить свои эксперименты.
Иначе просто незачем жить.
- Одеяло в комоде, - сказал мастер, заметив в просвет, как Мари дрожит.
- Как с Вами интересно, - пробормотала Мари, вставая за одеялом. Под ним было значительно уютнее.
Удивительно, что незнакомец не просто умел читать, он, вероятно, еще и много знал. Между тем, Мари хорошо помнила, как слуги судачили о том, что к господину Штальбауму пришел нищий, чуть ли не прокаженный. Почему же все-таки его личность держалась в таком строгом секрете?
Мари позабыла о пьесе.
- Мне тоже нравится читать про великих людей. Особенно про ученых, художников и скульпторов. Они делали удивительные вещи, - она села так, что колени оказались у нее под подбородком. – А про войны читать интересно, только иногда очень страшно.
В этот момент Мари подумала, что все ее проблемы на самом деле ничто, потому что за воротами ее дома происходит много страшных вещей. Вот и с человеком за ширмой случилось что-то ужасное. Мари вдруг представила, что он загорается от молнии, которая оказалась слишком близко.
- Так это не байки? Огненные шары существуют, и их правда насылают ведьмы? – с сомнением спросила дочь лекаря. – А я думала, что это все сказки.
Сверкнула молния, да так ярко, будто прилетела под окно. Загромыхало, и дрогнули стекла. Скорее от неожиданности, чем от страха Мари схватилась за ширму, невольно коснувшись и предплечья мужчины.
- Ой. Извините, - она спешно убрала ладонь. – А… Вам не холодно?
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
- Видеть еще страшнее, - очень тихо заметил мастер.
И хоть сам он никогда на войне не бывал, ему доводилось сталкиваться с последствиями. Обозленные, израненные люди, многие из которых оказались на поле боя не по своей воле. Мальчишки, которых увели из родных деревень. Бывший мастеровой люд, землепашцы и торговцы - они не умели толком держать оружие и мерли как мухи от ран или лихорадки. Были среди них завербованные обманом, скрывающиеся от правосудия, а также бывшие каторжники, которые после смерти товарища обирали его до нитки, ибо фляга, ремень и сапоги мертвецу ни к чему.
Те, кому посчастливилось остаться в живых, старались не вспоминать то, что видели. И те, кто сталкивались с ними, боялись глядеть им в глаза. Читая о битвах настоящего и прошлого, Дроссельмейер не тешил себя иллюзиями. Он знал, что война это - грязь, смерть и гной.
Лучше и правда говорить о молниях. Они, пока сидишь в доме и слушаешь, как шелестит дождь, кажутся не такими опасными.
- Существуют, - подтвердил Якоб. Ему очень хотелось объяснить разницу между ведьминскими огненными шарами и теми, что возникают во время грозы, но мастер понимал, что последуют новые вопросы, и тогда очень сложно будет умолчать.
Дросельмейер отодвинулся дальше после того, как Мари случайно коснулась его. Долгая изматывающая боль приучила его избегать прикосновений и беречь силы.
- Нет, мне хорошо, - ответил мастер. - Легче дышать.
Существуют, значит. Отчего-то Мари верила незнакомцу, и ей захотелось увидеть хоть один опасный огненный шар. Только вот насчет магии было не ясно, потому что он не стал пояснять. Отец говорил, что ведьмы в большинстве своем либо шарлатанки, наживающиеся на доверчивости людей, либо обыкновенные знахарки, знающие свойства трав. Чудес не бывает. Чудеса повсюду: в воздухе, в воде, в земле и в людях, только они не такие, как рассказывают в сказках. Мари еще не знала наверняка, но уже догадывалась, что все волшебство, если оно и есть, - лишь не отгаданная загадка. Вопрос, который до поры до времени остается без ответа. Ей же хотелось знать. Если не все, то многое.
- Вы их видели? – спросила Мари, не особо надеясь на продолжение беседы. Ее собеседник отвечал на вопросы будто бы неохотно. Может быть, ему было попросту больно говорить, а, может быть, дело было и не в этом.
Наверное, не стоило принимать немногословность человека за ширмой на свой счет. В конце концов, она просто четырнадцатилетняя девчонка, которая еще мало знает. Надо объяснять, а это долго.
- Надоела я Вам, наверное? – вздохнула Мари. Она старалась придать голосу беззаботность, но ничего не выходило. Было грустно, потому что ей чуть ли не впервые представилась возможность беседовать об истории, литературе и природных явлениях с кем-то, кроме отца и, пожалуй, матери, которая замечательно разбиралась в искусстве, а беседы не получалось. Но горше всего было осознавать собственную беспомощность. Что бы она ни предлагала человеку в бинтах, ничто, казалось, не было ему по-настоящему необходимо. Выходило, что она ничем не может ему помочь.
Мари спустила ноги на пол и, перевернув следующую страницу, тихо продолжила читать, но уже без прежнего задора.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Отредактировано Joan Bell (2015-05-12 19:20:02)
Якоб хотел было сказать, что и да, и нет, но удержался. Он слышал рассказы, расспрашивал очевидцев. Долго бился над идеей создать нечто подобное. Если бы его машине хватало мощности, у него получилось бы. Но машина сгорела вместе с домом, и все, что осталось от нее - это обломки и жалкие оплавки.
Однако у Дроссельмейера были чертежи и то немногое, что он успел спасти.
- Я слышал рассказы, - уклончиво ответил мастер. - Знаю, что эти люди не лгали.
Он слышал, как изменился голос Мари. Того, кто смотрит на лица, может обмануть их выражение. Однако очень трудно обмануть слух. Девчонка явно была расстроена, а объяснять, почему так, у Дроссельмейера попросту не было сил.
- Вы сами устали, наверное, - сказал Якоб. - К тому же, вас наверняка заждались дома.
Он надеялся, что как только закончится ливень, дочь Штальбаума уйдет. И хоть говорить с ней, слушать, как она читает, и вместе смеяться над комедией - было приятно, Дроссельмейер не хотел, чтобы Мари снова к нему пришла.
Зачем привязываться? Чувствовать чужую жалость было невыносимо.
В другое время он с удовольствием поддержал беседу и рассказал еще о множестве научных "чудес". Но теперь испытывал только стыд и неловкость.
Отредактировано William Riley (2015-05-13 13:39:39)
- Что я такого сделала, чтобы устать? – она оторвалась от чтения и улыбнулась. – Только принесла Вам лимонад и немного почитала.
Мари видела, как устает отец. В конце каждого дня, если не случалось никакой оказии, он садился в кресло у камина и засыпал. Но когда удавалось поставить на ноги особенно тяжелого больного, доктор Штальбаум казался самым счастливым человеком на свете.
Вот и Мари одолевала жажда деятельности. Она мечтала научиться стоящему делу, а не просто накапливать знания. Впору уж было сожалеть, что не родилась мальчиком, тогда ни у кого бы не возникало вопросов о ее устремлениях. Не пришлось бы терять время на уговоры и споры о том, может ли женщина быть лекарем и ученым. А научиться нужно было еще многому. Даже вести разговор с человеком, попавшим в беду – надо уметь!
- Раньше по праздникам мы с отцом, братом и матушкой разыгрывали маленькие сценки для гостей, - со светлой грустью вспомнила Мари. – Мне нравилось играть шутов и ведьм. С тех пор я полюбила чтение вслух.
Она не стала говорить, что просиживала с книгой у кровати младшего брата, когда он заболел, а потом читать стало некому.
- Может быть, нам с Вами когда-нибудь повезет, и мы своими глазами увидим шаровую молнию. Здорово же? - вдруг Мари вернулась к прошлой теме разговора. – То есть… Не вместе, конечно, а каждый сам. И совсем уж повезет, - слышно было, как она вновь улыбается, - если при этом останемся живы.
Раскаты грома стали чуть тише. Гроза медленно уходила на запад.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Отредактировано Joan Bell (2015-05-13 20:01:29)
У самого Якоба детство было безоблачным до двенадцати лет. Ребенком он не понимал, что с каждым годом множатся долги. Его учили всему, что должен был знать дворянский отпрыск и нанимали лучших учителей. Мать не чаяла в нем души, да и отец, будучи человеком незлобливым, почти никогда не обижал сына. Один лишь раз, разозлившись из-за карточного проигрыша, он отвесил Якобу оплеуху. Потом, спохватившись, обнял, зашелся пьяными, злыми слезами. Каялся, что он пропащий человек.
Спустя годы, мастер понял, что истинная жестокость его отца была в безразличии к судьбе семьи.
Иногда до него доносились отголоски семейных скандалов, которые неизменно заканчивались клятвенными заверениями, и все начиналось вновь. А потом, считай, ничего не стало. Ни пьяницы отца, ни доброй терпеливой матушки, на которой держался весь дом. Память, и та почти стерлась.
Все светлое превратилось в выцветшие рисунки на страницах книг. Остались неприкаянность и голод.
- Это все равно, что мечтать подняться к солнцу, - сухо сказал мастер, слушая лепет Мари. - Как в сказке про человека, который смастерил себе крылья, поднялся ввысь и сгорел.
Якоб знал, что его слова звучат жестоко. Но лучше сразу напомнить, что бывает с теми, кто стремится прыгнуть выше головы. Мечты проходят, испаряются вместе с дождем. Реальность слишком болезненна для тех, кто тешит себя иллюзиями. Дроссельмейеру было жаль эту девочку, живущую в маленьком и уютном мирке, где есть добрые, любящие родители и заботливые слуги. Потому что разочарование может оказаться для нее невыносимым.
Отредактировано William Riley (2015-05-13 21:19:22)
На языке вертелся вопрос «почему?». Если были очевидцы, значит, увидеть небесный огненный шар вполне возможно. Но в том-то и дело, что она ничего не знала об этом явлении, а рассуждать о том, чего не знаешь, опрометчиво.
- Думаю, Вы правы, - только и ответила Мари. У нее было впечатление, что спорить с человеком за ширмой бесполезно.
В тучах еще вспыхивали молнии, но лить как из ведра перестало. В стихах и песнях грозы сравнивались с бедой, дожди символизировали печаль, только вот Мари было жаль, что облака уносят долгожданную прохладу, жаль уходить. Она еще немного посидела, молча вглядываясь в окно и обдумывая слова незнакомца.
- Можно я подарю Вам эту книгу? – Мари показала сборник пьес, который еще несколько минут назад читала вслух. – На память.
Наведываться каждый удобный раз, обманывая отца, было неправильно. Да и собеседник не приглашал приходить еще. Может быть, поэтому Мари так и не спросила его имени. Так и не узнав, кто скрывается за ширмой, она желала этому человеку счастья. Такого, которое приходит, как долгожданный дождь, или выглядывает из облаков ласковым солнцем.
Мари легонько коснулась ширмы пальцами. Что сказать, не знала. «Все наладится», «вы справитесь» - эти ли слова хотел услышать незнакомец?
- Там еще много остроумных комедий. Пусть они радуют Вас.
Открыв один из ящиков комода, Мари положила туда книгу, чтобы прислуга ненароком не унесла.
[AVA]http://savepic.org/7267163.jpg[/AVA]
Дроссельмейер согласился, чтобы не расстраивать Мари. Все-таки она была к нему добра. Однако вряд ли в ближайшее время ему будет дело до комедий. Неловко становилось еще и от того, что приходилось врать. Но, не промолчи он, это вызовет новые вопросы, на которые Якоб не сможет ответить, даже если бы и желал. А то и обиду. Юношеские обиды обычно сильные, запоминаются надолго. Остаются разочарованием на всю жизнь.
Обижать добрую и смешливую Мари Якобу никак не хотелось. Злом не платят за добро.
- Благодарю, - сказал мастер. - Жаль, что не могу отдарить вам тем же.
В другое время он обязательно смастерил бы что-нибудь для нее. Взгляд снова упал на собственные руки, и Дроссельмейер стиснул зубы от досады. Еще нескоро он сможет сделать хотя бы простенькую игрушку.
Вряд ли рыженькая девчонка понимала, что оставленная ею книга - прощай конспирация. Господин Штальбаум обязательно узнает, что она здесь была. Значит, следовало сделать все, чтобы сохранить этот визит в тайне.
Когда закончился дождь и они распрощались, пришла добрая Марта. Не очень-то приятно, когда тебя, словно младенца, кормят из ложечки, но тут уж выбирать не приходилось.
- Там в комоде книга, - сказал Дроссельмейер. - Приберегите ее у себя. Мне юная госпожа подарила.
Женщина закусила губу, пытаясь понять, к чему клонит постоялец охотничьего домика.
- Чтобы доктор Штальбаум не узнал.
- И юной госпоже не досталось, - улыбнулась Марта.
Вы здесь » Chartown » История Зачарованного леса » 14.08.1601 — "За ширмой"