Кошек, несущихся наперерез машине по зову своих кошачьих дел, жажды любви или в поисках острых ощущений, Уокер никогда не давил, даже рискуя въехать, в результате котоспасительного манёвра в угол дома, пожарный гидрант или в дерево. Вот и сейчас, разворачивая вставшую поперек дороги машину, помянул нецензурно-ласково одноглазого полосатого кошака, уже скрывшегося в кустах и продолжил свой путь.
На городском кладбище он бывал не то чтобы часто, но с определённой регулярностью.  Уже, правда, не сверялся с взятыми из конторы списками захоронений, помня наперечет ряд фамилий вдоль каждого главного прохода.  Вот Летиция Уоррен, с её могилы начинается двенадцатый ряд справа от входа. Совсем молодая девчонка, судя по датам на надгробье. Затем, через две могилы – Конрад Мак Кормик, после, еще через две – Джошуа О. Брайн…
Так и было написано «О.» Второе, не указанное полностью имя, а не часть фамилии, хотя могло бы быть «О`»… 
Третий ряд могил заканчивался семейным надгробием, под которым покоились супруги Мур. Умерли в один день.  По какой причине – каменная плита молчала.  Сегодня он собирался начать обследовать левую часть кладбища. Планомерно, ряд за рядом обходя могилы его обитателей.
Слева от центрального входа, рядов через двадцать  находился второй, за которым располагались относительно недавние могилы. Хотя и среди старых можно было отыскать надгробья тех, кто переселился на погост относительно недавно.  Хотя, что такое недавно?  На этом кладбище точно не покоились те, кто помнили времена принятия конституции. И могил деда с бабкой Марка Уокера тоже не было.  Почему-то он даже не помнил, чтобы когда-либо ходил с родителями на кладбище к их могилам. Может быть – сознание услужливо, раз за разом придумывало рациональные объяснения – может быть, они были кремированы, и прах их был развеян над рекой или на лесной полянке. А может, пропали без вести. Или умерли где-то в другом городе.
А может и не умерли вовсе. Будь старики живы, им, наверное, было бы сейчас лет по 80 или больше, но ничего в общем, фантастического. Кто знает, может, поругался старик Уокер с сыном, да так, что тот предпочёл ни разу его не вспомнить за всю свою жизнь.  Хорошо бы найти их…
С этими мыслями Марк припарковался подле центрального входа на кладбище Сторибрука и вышел,  мгновенно забыв об идее заняться поисками дедов. Сначала нужно было отыскать могилу отца.
Она была где-то здесь. На этом чертовом кладбище. Не могла не быть.
А еще здесь, же, метрах в двадцати по центральной кладбищенской дорожке, виднелся силуэт женской фигуры, удалявшийся с приличной скоростью.  Мозг Марка идентифицировал женщину мгновенно,  но на сознательном уровне он не был уверен в том, что узнал её.  Потому торопливо зашагал следом, с трудом удерживаясь на грани между быстрой ходьбой и бегом. Не хотел пугать девушку. И шёл, намеренно шаркая подошвами кроссовок о расчерченный кривыми тонкими трещинками асфальт, чтобы девушка могла понять, что не одна прежде, чем он окажется рядом.
И всё же, сократив расстояние в половину, Марк уверился в своём предположение и громко окликнул впередиидущую:
- Дог… не ты ли это?
И когда та обернулась,  улыбнулся, добавив:
- А тебя-то сюда каким ветром занесло? Если за тобой не собирается приехать какой-нибудь дружок на Бентли, то могу довезти до дома, как закончим.

Как ни крути, а Дог была права –  Марк не мог вот так сходу припомнить ни одного кавалера подле Дюбуа.  Может она просто не афишировала свою личную жизнь, а может, относилась к числу женщин, которым просто некогда заводить дружков и разводить романтические сопли. Не то чтобы Уокер был против романтических соплей, но, судя по штилю в море собственных отношений с градусом нежности выше среднесуточной температуры в Сторибруке за годовой период, особенных попыток  к разведению этих самых соплей не предпринимал.
- Типа того, - согласно кивнул мужчина, - но эта проклятая могила словно сквозь землю провалилась. 
Он пристроился по левую руку от Дюбуа,  и жестом руки обрисовал направление.
- Скоро местных обитателей я буду помнить лучше, чем соседей по улице.  И знаешь, иногда я встречал здесь людей… которые вот так же  ищут. Особенно в той части кладбища, - он указал в сторону, где располагались большей частью надгробья с датами тех, кто умер  до конца семидесятых. 
Недавние могилы никуда со своих мест не девались. И к ним, пусть и нечасто, но добавлялись новые…
- С другой стороны, должно же быть в нашем городке что-то особенное? Ну, кроме омлета, который подают «У бабушки».  Или есть… но я просто не замечал…
По построению фраз не являлась вопросом, однако прозвучала с такой интонацией и неуверенностью, что её легко можно было истолковать именно как вопрос. Что именно следовало понимать под словом «особенное» Марк и сам затруднился бы ответить, но сейчас ему показалось занятным определить это для себя и составить список мест и историй Сторибрука, достойных, к примеру, туристического буклета. 
- Вот куда бы здесь следовало сводить девушку, чтобы произвести на неё впечатление?  - поинтересовался он у спутницы,  привычно скользя взглядом по надписям на крестах и каменных памятниках. Последние свидетельствовали, что особенной фантазией жители городка не отличались.

Если делать выводы, располагая информацией, излагаемой Дог, картина "Романтика в Сторибруке" выходила весьма унылой.  И с особенной остротой ощущался недостаток милых местечек в городе и подле него, а так же нехватка домов с призраками, канализационных люков, где доморощенные маньяки хранили трупы расчлененных девочек, остановок, куда в известный день приезжает таинственный пусть не трамвай, но хотя бы автобус, увозящий людей в неизвестность. Причиной этого мог оказаться и не сам город, а сугубо прагматичное отношение к жизни у каждого из собеседников.

- Вашингтон постарше будет - сообщил он с ленцой в голосе очевидный факт, -  и крупнее. Только вот историю делают не города, а люди… всегда люди. И что-то здесь с людьми не так…
Что именно Марк сказать затруднялся.  И не мог бы заявить, что ощущает это. Скорее подозревает на основании логических умозаключений, стройная система которых вполне могла бы соперничать с картиной мира диагностированного шизофреника.  Странные могилы в эту систему вписывались прекрасно. И кошки.
Кладбище с ненаходимыми могилами возвести в ранг достопримечательности можно было только эмпирически доказав факт растворения могил в ткани бытия. Вполне достойная цель – искать, чтобы не найти.
- А ты часто сюда приходишь? – поинтересовался Марк у спутницы.

Откуда-то слева послышались голоса. Неразличимые слова легкого гомона. М Уокер, окинув взглядом ряды надгробий удивился, приметив несколько человек, ростом немногим выше скромных кладбищенских надгробий.
- Карлики?  - уточнил он, переведя взгляд на Дог, - вроде есть тут у нас коротышки…
Судя по макушкам, на кладбище проходил слёт карликов. Марк насчитал человек семь, только по головам, различимым с того места, где они с Дог сейчас были.

При слове «Дети», Уокера аж передёрнуло. Он, разумеется, знал, что люди, получаются из этих странных, неприспособленных к жизни существ, лишенных логики, здравого смысла и подчас чувства самосохранения. Но лично ему всегда казалось, что в своём развитии он счастливо миновал эту невменяемую стадию и всегда был таким, как сейчас.  Дети, по мнению Марка, в доме нормального мужика заводились только после определенного периода жизни, за который исчезали из под кровати старые носки, рассеивалась пыль на горизонтальных плоскостях, чудесным образом выветривался пропитавший всё запах табака а под боком ночами, свернувшись калачиком, мирно посапывало некое существо,  которое, по какому-то странному вселенскому закону вдруг взяло на себя право решать, что мужику делать, что есть, как жить и вообще…   
Марк не то чтобы боялся детей, просто не знал, что с ними делать, как обращаться и о чём разговаривать, поэтому вел себя с ними как с нормальными людьми, из-за чего обладал трогательной притягательностью для разнокалиберной шпаны. Стеснялся этого.
«Лучше бы уж карлики», - подумал он, однако узнать, что же детям понадобилось на кладбище, было интересно.
А Дог, оказалось, даже была знакома с некоторыми из этих коротышек.
- На дороге нашли? - предположил он, вспомнив кота-камикадзе четверть часа тому назад едва не почившего под колесами его машины.
Девочка, с которой говорила спутница Уокера, отрицательно помотала головой…
- Это оленёнок Бэйзила… ему папа принёс… Мы все его кормили, но он… был какой-то больной, и вот вчера умер…
Простая трогательная история. Марта однако, не упомянула одну деталь, что несколько недель несчастное существо могло вдоволь есть сена, ему приносили морковку и яблоки, но, так получилось, что никто из юных его покровителей не подумал, что олени, однако еще и пьют…
Этот маленький секрет должен был кануть в землю сырую вместе с коробкой…
- Вы это, - мужчина осмотрелся по сторонам, - место выбрали не очень удачное…
И смутился, услышав неизбежное: «Почему?», приправленное железной логикой: «Это же кладбище. Где еще его хоронить, как не здесь?».
Ему показалось, что простой ответ, что на кладбище хоронят только людей, вряд ли убедит этих серьезно настроенных леди и джентльменов, и он бросил на Дог тот беспомощно-умоляющий взгляд, который означает «Ну… сделай что-нибудь»…

К недоумевающему удивлению гаранта безопасности тела богатейшего из жителей Сториьрука, слова молодой женщины возымели на мелюзгу какое-то волшебное действие. Физиономии юных могилокопателей стали озадаченными, а взгляды не столько преданно-доверчивыми, отнюдь…  за обещанием встречи с призраками словно стояло что-то еще…  Что-то простое, вроде обычного «нельзя», но это «нельзя» сказано было на том языке, которым Уокер совершенно не владел – на языке детей. Те, однако же поторговались, азартно и пылко, и Марк даже не успел возразить, как решающим фактором успешной сделки поколений за правильность исполнения псевдоритуалов, оказалось его, Уокера, участие в процессе.
- А.. Э… - только и смог выдавить он, одарив свою спутницу выразительным взглядом, еще более беспомощным, чем прежний и закончил, притом с такой уверенностью в голосе, каковой на самом деле не ощущал, - хорошо.

Случись хоронить старого приятеля, Марк без труда наскреб бы в памяти десяток шаблонных фраз о «хорошем друге,  добром, умном и бескорыстном человеке,  знавшем толк в жизни и бывшим отличным парнем, на которого можно было положиться (даже если покойничек так и остался должен десятку). Но что говорить над коробкой с трупом оленя, Уокер представлял плохо…
- Ну, удружила, - хмыкнул он, когда детишки кучкой потащились к кладбищенской ограде, деловито перенося к ней коробку, приготовленный загодя крест из двух дощечек и две лопаты…
Одна была детской садовой лопаткой, маленькой и бесполезной, а вот вторая, сапёрная, куда больше годилась для дела.
- Здорово у тебя с ними получается, - добавил он впервые с момента их встречи взглянув в лицо Дог…
Ей удивительным образом шла… осень. И легкая усталость  придавала тонкому нервному лицу молодой женщины какую-то драматическую выразительность, особенно подчеркнутую упрямой складкой губ, каковая выдаёт характер упрямый и цельный. Правильный характер.
Марта заметив, что взрослые отстали, остановилась и, помахав рукой, крикнула: «Ну, вы идёте?!».
- У тебя были младшие братья – сёстры?  – спросил он,   словно ища для себя объяснение её умению ладить с детьми, но на самом деле, просто чтобы что-то сказать, а не пялиться молча на женщину…
Молчание было бы слишком… многозначительным.

Если для Уокера дети с их заботами были не слишком значительной частью реальности, собеседница его, судя по реакции, относилась к ним с куда большей теплотой. Понимала этих маленьких людей со странными забавами и серьезным отношением к обещанию взрослых поучаствовать в их  нынешней игре в «похороны».
- Да, идём, - Кивнул Марк и шутливо добавил, - Будем надеяться, что эти светлые души не закопают здесь в следующий раз кого-нибудь из своих.
Когда взрослые нагнали гротескную похоронную процессию, детишки уже выбрали место для могилы подле приметного молодого вяза. Прикинув, что подходящую яму мелюзга будет копать долго, Уокер молча отобрал у одного из пацанят сапёрную лопатку и  споро орудуя ею, взялся за дело, довольно небрежно отбрасывая землю в сторону…
С минуту  единственными звуками были лишь треск разрываемой лезвием лопаты травы, влажное шарканье, когда лопата  входила в почву сухой стук камушков и комьев земли о стенки коробки, когда мужчина скидывал в сторону очередную порцию глинозёма.
- А мне мама обещала щенка, - задумчиво протянула Марта, обращаясь к Дог, наверное, я буду плакать, когда он умрёт… Сколько живут собаки?
Тут в череду привычных пред похоронных звуков вклинился новый… влажный треск ткани и металлический звон, когда лезвие лопаты взметнулось вверх.
На груду рыхлой земли, вместе с темно-бурыми комьями, из которых, словно белые тонкие черви, торчали корни растений, упали монеты…
- Хорошенькое место вы выбрали, - хмыкнул Марк, торопливо поддевая лопатой еще слой земли и присвистнул…
Монет оказалось много: горсти три успевших потемнеть и покрыться зеленью медяков и пара белых блесятяшек, размером поболе четвертака. А еще из под полуистлевшей тряпицы торчал хвостик черной кожи, перехваченный пряжкой, прижимавшей его к остальной части типичного собачьего аксессуара…
Дети мгновенно расхватали с земляной кучи монеты и рассматривали их со смесью любопытства и удивления… На аверсе каждой красовался мужской профиль в короне… 
- Это не золото, - констатировал Бэйзил, и, косясь на Дог, добавил, - но это мои деньги. Мы бы их не нашли, если бы не мой оленёнок… А значит они мои…
Судя по насупленным мордашкам его друзей и взглядов иcподлобья, другие дети были с ним не согласны. И словно по команде головы всех обернулись в сторону женщины…

Вопрос девочки повис в воздухе. Марк, не заметил обращенного на себя взгляда, занятый ямой для коробки, а потому счел, что  та, Марта, кажется, говорила с Дог. Но в тому времени, как дело дошло до сокровищ,  тема слез утратила свою остроту.
Уокер с интересом повертел в пальцах монету, которая могла быть и серебряной, окажись профиль на ней действительно королевским. Но в истории США как-то не сложилось с королями. Так, что монета, скорее всего, была сделана из какого-нибудь сплава, мельхиора, например. 
- Не сложится с Голдом, устроюсь садовником к мисс Миллс, - усмехнулся мужчина и вытянул лопатой ошейник, после чего выгреб остатки монет, грязную, порванную тряпицу в разводах от влаги и гнили.
Слова мальца, которому принадлежал дохлый оленёнок заставили Уокера улыбнутся. Он  протянул обе серебряные монеты Дог, нимало не волнуясь о чувствах детей.
- Да ну, какой это клад, так, чьи-то забавы. Сама же видишь, что монеты годятся только для игры. Вот, возьми на память. А остальное «эти» пусть поделят.
«Эти» переглянулись и не успел Бэйзил огласить свои притязания в третий раз, расхватали медяки и рассовали по карманам. Но Марта, занятая мыслями о щенке, даже не дёрнулась.  Ей было грустно и она чувствовала себя очень взрослой, а потому не хотела, как все хватать с земли грязные монетки.
Яма получилась небольшой, в аккурат для коробки.   Марк копнул еще пару раз, но ничего кроме земли не вытащил, а потому объявил:
- Ну теперь, хороните своего оленя.
И вспомнил об обещании произнести речь.
Бэйзил недовольно сопел и казалось, что вот-вот разревётся, обиженный несправедливостью мира. Друзья же его опустили коробку и по очереди бросили на неё по горстке земли.
Всё по-настоящему. До мелочей, до жути…
А они с Дог, двое взрослых, сейчас точно были лишними в этой игре.
- Может, пропустим потом по стаканчику, - предложил Марк женщине, -  я приглашаю.
Хотел уже конкретизировать предложение, как услышал вопрос Марты, трофеем которой оказался ошейник, который девочка теперь вертела в руках.
- Какая странная бирка. Что тут написано?
Дети начинали раздражать Уокера, но присутствие Дог не позволяло ему разогнать их и Марк  старался выглядеть понимающим и терпеливым. Очень старался:
- Какая разница?