Мэтт вырубился сразу же, как только за Клинтом-мать-его-Иствудом захлопнулась входная дверь - и подскочил на койке уже через пятнадцать минут, словно его краб за жопу хватанул. Шеппард, проснувшийся без будильника - новость, достойная передовицы "Сторибрук Дэйли Миррор", вот тока по словам Иствуда-мать-его-Клинта выходило, что вряд ли им газетка-то еще понадобится. Разве что натурально задницы подтирать, поскольку от историй дорогого гостя и впрямь запор перерастал в нечто прямо противоположное.

В общем, Мэтти отскреб бренное свое тело от дивана, воззрился на помятую рожу в зеркале, провозгласив "ВСТАНЬ И ХОДИ!" - встал и пошел. Это было плохое решение.
Через полчаса он оброс макулатурой и званием санитара города: объявления о розыске кошечки сначала ввели в ступор подспудным ощущением гнуси, а затем Шеппард присел, покурил и так быстро сложил два и два в запрещенные четыре, что захотелось от души проблеваться.
Кошечку он эту знал. Чьих рук дело объявления эти - уже догадывался; ему все чудились тени во всяком придорожном кустарнике, а от желтого цвета начинало типать не хуже, чем от роз и всего прочего. Только с обратным знаком.
Кошечку надо было предупредить: никогда, никогда мэрище обло Шеппарду не нравилась, но это сегодня не было поводом. Есть вещи, которых и врагу не пожелаешь, это во-первых, а во-вторых - Иствуд снабдил отличнейшим инструктажем категории "Если чо - валите сами, но мудачью не отдавать".
Поэтому Мэтт принял уже второе за час дерьмовое решение и пошел в черно-белый дом, и сначала в нем было пусто, а потом Шеппард увидел свидетельства того, что еще совсем недавно там было весьма многолюдно.
Блевал он, едва добежав до сортира, так, словно пытался вывернуться наизнанку. Потом плакал. Потом снова блевал и плакал - уже одновременно.
Мэттью подумал, что никогда не видел расправы страшнее.
Мэттью подумал, что видывал виды и похуже.
Мэттью трясло. Сознание двоилось, подсовывая картинки обглоданных зверьем тел, девчонок возраста едва ли школьного с красными от крови юбками, висельников с выклеванными глазами и корзин, в которых ровно капустные кочаны лежали головы: мужские, женские, а то и детские.
Вот что бывает, орал внутренний голос, голос пастуха Гая, когда меня не слушают! ПОЧЕМУ МЕНЯ НИКОГДА НИКТО НЕ СЛУШАЕТ?!

Минни была миленькой. Минни должна была выйти замуж - Шеппарду никто специально не говорил, но Шеппард знал, потому что журналисты знают все и всегда, ну вот как, блять, сейчас, узнают первыми. Он предпочел бы застрелиться, чем оказаться на месте того, кто будет говорить с Шерманом.

Беда в том, что мыслительный процесс Мэтти никогда остановить не мог, даже обнимая унитаз одной рукой, а второй отирая с лица слезы. Маленькая фрейлина Ея Мэрского Велиццтва была не при чем, она попалась под руку. В таких не целятся, таких задевают по касательной, когда рубят лес и не глядят, куда летят щепки.
Цель была другой, шаталась щас хрен знает где по заметенному пылью городу и в ус не дула на желтый цвет и мерзотные звезды, пририсованные к классикам.

В итоге Шеппард не шибко-то хорошо помнил, как каменным голосом вызывал полицию и как спешно уходил как можно дальше от черно-белого (теперь уже черно-бело-красного) дома в пыльную холодную ночь.

Сторибрук - городишко маленький, тут куда ни пойди - все равно выйдешь на нужное место раза в три быстрей, чем хотелось бы. Так что мисс Миллс он обнаружил быстро: она стояла возле собственного авто, вид имела, как обычно, оскорбленной невинности и, по-видимому, нихера не соображала о том, что происходит. Шеппард соображал. Правда, это не помогало ему хотя бы в общих чертах представить план своих дальнейших действий. Но он ничего, он смекалистый, он по дороге что-нибудь творчески измыслит - в том числе и рецепт таблеток для тотальной ретроградной амнезии.
- Держи. - Мэттью напрочь забыл обо всех правилах приличия и, даже не поздоровавшись, сунул Регине в руки ворох объявлений. - Ты понимаешь хоть о ком это? Что ты, блять, натворила?

- Мне? - Мэтти расхохотался так, что сам испугался своего смеха.
Сторибрук дрожал, словно в летнем мареве, он таял, как тает гнилая плоть на мертвой кости. За масками проступали лица. Шеппарду было невдомек, но факт оставался фактом: на Регину сейчас смотрел Гай Десент. Хороший парень и честный человек, которого пугали столько раз, что в итоге он выучился пугать и сам.
- Мне надо, - Шеппард подобрал с асфальта растерянные мэром бумажки и запихнул обратно в свой рюкзак; он не затем их столько по всему городу собирал, чтобы опять херовина эта валялась, где ни попадя и все могли на нее любоваться. На мисс Миллс тут у многих не просто зуб был - цельные вставные челюсти. И обладатели оных легко могли набрать сраный ХОуситоник, а что-то подсказывало Шеппарду, что в таком случае звонок пройдет с первого раза. - Чтобы ты все исправила.
Что кроется за этим самым "все" - Мэтти не знал. А взглянув в лицо Регине понял, что она-то знает, но толку в этом никакого.
- Но ты не можешь, так? Ты нихера не можешь, Регина, ну мать же ж твою!

Мэттью вцепился в волосы с силой саданул ногой по ни в чем не повинному автомобилю. Ноге стало больно, Мэтти стало легче, на дверце образовалась существенная вмятина. Звоните ХОуситоник! Мы ПОЧИНИМ ваше авто, если его изгадила НАША КОШЕЧКА!
Кошечка делала мордочку кирпичиком - и претерпевала былиннейший отказ, потому как на дне глаз прятался не просто страх, а страх обреченного.
Такой бывает в строю, идущем на виселицу. Мэтти знал это так хорошо, что уже даже и не удивился.
- Гляди. - голос Шеппарда был очень негромким и очень вкрадчивым. Сначала. Потому что потом он начал орать. - ГЛЯДИ! - схватив Регину за плечи, он развернул ее на сто восемьдесят градусов, обеспечивая чудесный обзор сраного забора, окружавшего сраный дом сраного Голда. Роз возле дома почти не было, а с забора на всех желающих радостно пялился тошнотворный красный глаз. - Девочка-девочка, красный глазик твой город нашел, улицу ищет!

И вот где сейчас все ее лизоблюды и обожатели? Где они, раздери их черти и повелители мух? И такие, которых нельзя было бы заподозрить в дружественных связях с теми, кто выпотрошил Минни?
Мэтт подозревал, что таких просто не было - в природе. Минни была первой, единственной и последней. Мэр отлично заботилась о своем электорате.
Ей надо было бежать, но бежать ей было некуда.