| Время сказок закончилось, сэй. Настало новое время, военное время, и выбор только один: служить или славить. Добро пожаловать в Чартаун, сэй. Пленных не брать. |
| F.A.Q. Сюжет Хронология игры |
Chartown |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Chartown » История Зачарованного леса » 28.11.1608 — "На то особый резон"
Время действия: 28 ноября 1608 года.
Место действия: Зачарованный лес, небольшая вырубка в лесу неподалеку от города.
Участники: Eleanor Rigby, William Riley.
Решив спасти от шайки дезертиров купца и его дочь, Якоб встречает Элли. За полтора года дела стали ещё сквернее. Элли предупреждает мастера, чтобы держал ухо востро.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Элли обнималась с деревом. По-настоящему так, без дураков: лежала на толстенном суку под прикрытием остатков листвы, сгущающейся темноты и собственной темной одежды, и прижималась к оному суку, как не ко всякому любовнику.
Ситуация внизу вышла из под контроля минут пять назад, окончательно и бесповоротно, и у леди Стралинг от тоски сводило зубы, а от ветра застывали и без того замерзшие руки. Незадачливый купец (ну кто ж в наше время шастает по ночам по лесу без охраны?!) лежал в благостной отключке, познакомившись с чьим-то кастетом, девицу, уже даже не орущую, отволокли под прикрытие кустиков и там, очевидно, намеревались вскорости решить абсолютно все проблемы. Сейчас, насколько Элеонора могла судить по голосам и опыту, речь шла об установке очередности. Ну да, пятеро, в один заход всем никак не уложиться.
Спрашивается, где хваленая городская стража, когда ее так всем не хватает? Почему как Бременских по углам травить - так они первые, а как охранить чужое имущество вкупе с чужой честью - так ищите дураков?
Пат, чертов пат со всех сторон: их пятеро, Элли одна, фехтовальщик из нее все еще скверный, а от девицы никакого проку не добьешься. Девица, кажется, предварительно сомлела, получив за попытку сопротивления несколько увесистых тумаков. И на месте оставаться никакой возможности нет, сама потом со стыда не отмоешься... разве что ставку на главаря сделать и, если правильно все раскрутить - полежать, как говорится, за правое дело. Тоже, конечно, удовольствие весьма ниже среднего.
Так что появившееся на поле действий дополнительное лицо вызвало у леди Старлинг приступ небывалого энтузиазма. Это даже хорошо, как говорится, что пока нам плохо: сейчас лихие люди отвлекутся на дополнение к пейзажу, и у Элли появится возможность сгрести девку в охапку и как-нибудь дать с ней деру. А мужик это внезапный?.. Ну, что, мужик. Как говорится - извини, мужик, мне, мужик, очень жаль, но все жизнь идет по принципу "или - или". И либо уж ты как-нибудь отобьешься, либо я, добежав до своих, вернусь обратно с ребятками и мы за тебя отомстим по-хорошему и похороним по-человечески.
А потом Элеонора сопоставила специфическую манеру движений незнакомца с местностью и еле различимым в темноте платком, закрывшим лицо, и чуть не выматерилась в голос. Ну, спасибо тебе, госпожа Удача, за долгожданный "приятный сюрприз"! Все, кончились последние надежды минимизировать жертвы и продлить срок своей жизни. Якоб Дроссельмейер год с лишним назад отнесся к ней по-человечески - и отплатить монетой вынужденного равнодушия леди Старлинг не могла никак.
Перехватив меч поудобней, Элли насколько могла незаметно свесилась вниз и застыла, ожидая продолжения банкета и прикидывая, когда и на кого ловчее прыгнуть будет.
Все дело было в порошке сурьмы, за которым Якобу пришлось наведаться в городскую лавку к торговцу по имени Ханс. Тот, конечно, был плутом, но лишних вопросов не задавал, да и товар был не такой, чтобы о нем расспрашивать. Мало ли, зачем она понадобилась - для изготовления красок или стекла, а, может, для каких лечебных целей... О том, что Дроссельмейер собирается сделать воспламеняющуюся смесь, которую и водой потушить не получится, Ханс даже не догадывался.
Конец ноября - не очень-то приятное время. Холодно, пусто, уже по-настоящему морозно, и хрустит под ногами смерзшаяся земля. Темнеет рано, так что, как ни выйди, а домой придется возвращаться в потемках. В этих-то потемках Дроссельмейер и услышал странные звуки. Невдалеке от дороги, в лесочке, стояла телега. У телеги копошились люди. Копошились как-то нехорошо. Здравый смысл подсказывал Якобу, что лучше бы пройти мимо, но придавленный женский всхлип изменил его дальнейшие планы.
Их было то ли четверо, то ли пятеро, а он - один. И хоть клинком и наукой анатомией Дроссельмейер владел неплохо - шансы его были невелики.
"Хорошая смерть, мастер Дроссельмейер. Зато никто не сочтет тебя трусом. Назовут дураком".
Внезапное появление доброго прохожего из соседних кустов бандитов дезориентировало. Но только на время. Дальше они кучей навалились на Дроссельмейера, чего и следовало ожидать. Правда, один сразу шмыгнул в кусты, а другой, пока не натянул портки и не заправил в штаны хозяйство, был недееспособен. А как ринулся на Якоба, тут же отпрянул назад, когда его дружок, ножом метивший в бок Дроссельмейера, получил рукоятью по кумполу.
На дереве, над головой что-то шевелилось, но у Якоба не было ни малейшей возможности посмотреть туда, ибо куда важнее было обезвредить хотя бы двоих. Дальше - уже проще. Дочка купца вместо того, чтобы бежать, привалилась к оглушенному отцу и как оглашенная орала.
Отредактировано William Riley (2015-04-14 21:11:50)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Сразу стало очень шумно: завопила очухавшаяся девица, заругались на все лады лихие люди, заработал громко подручными предметами по случившимся противникам мастер Дроссельмейер. Вместо добровольно-принудительной любви и отчуждения личного имущества граждан ситуация грозила перерасти в массовое убийство всех всеми.
Думать и примериваться было уже некогда, надо было действовать и Элли пошла работать старый-добрый номер "сначала ввязываемся - потом думаем". Оглушительно, перекрывая всю многоголосицу, свистнув, леди Старлинг не слишком грациозно свалилась первому попавшемуся супостату как сорок с небольшим кило снега на голову. Супостат попытался разобраться с проблемой, получил каблуком по почкам и прилег на землю отдышаться.
Впрочем, как знала Элли, скоро он поднимется - ударчик у нее хиленький.
- О! - гоготнул кто-то, приглядевшись. - Ышшо девка. Мужики, ща этого придурка кончим и погуляем!
- Писька не отросла. - просипела леди Старлинг, уклоняясь от прямого в челюсть.
Пока работал эффект неожиданности. Единственное их но, увы, временное спасение: пятеро даже против двоих - это слишком много, и вооружены они лучше, а у троих и вовсе, кажется, военная выучка, ах ты ж долбанная жизнь, ну как так можно-то!
"Долбанная жизнь" тем временем сходу вываливала все, на что была богата: например, оказалось, что тихий, умный да интеллигентный мастер Дроссельмейер куда как не дурак поразмахивать кулаками и чем-то там еще, чего Элли не могла углядеть. А потом оказалось, что один из бравой пятерки заместо ножа оборудован кое-чем посерьезней. Ну на черта ему в лесу меч-то?
Вообще ясно, конечно, на черта: пока там кулаками да ножами будут всей кучей махаться, он просто со спины зайдет и все, что нужно сделает. А потом порешит свидетелей. А потом они всей толпой прикончат саму Старлинг, потому как станут так злы, что будет им уже не до страсти нежной.
Плохо.
Так что выучившаяся наконец играть теми картами, что сданы, леди Старлинг крутанулась на пятках, широким разворотом преодолела расстояние до мечника и поставила его перед острой необходимостью прежде, чем вершить свое черное дело - разобраться с ее собственной персоной.
Сталь хищно лязгнула о сталь, отзываясь в плече привычной мышечной болью. Противник был выше. Противник был сильнее. И он куда как лучше фехтовал, так что Элли ставила на пару-тройку минут либо собственную большую удачу.
С последней у нее уже две недели было из рук вон плохо.
Для Якоба это было неожиданностью. Он знал только одну женщину, способную лазать по деревьям и готовую в случае чего сигануть в окно. Леди Старлинг. Однако Дроссельмейер и не подозревал, что они встретятся вот так – в темном лесу, в дурацкой драке.
В который раз злодейка-судьба подшучивала над ним, но Якоб воспринял это как подарок свыше. На замотанном лице мелькнула улыбка. Широкая и диковатая, похожая на оскал. Один против пятерых – ничто. Двое – уже что-то. Впрочем, все равно безумие. Безумие, которое теперь странным образом нравилось ему.
На приветствия не было времени. Потом, если останется в живых, Якоб этот пробел восполнит. Сейчас нужно встать спиной к спине и держать круговую оборону, атакуя, когда в защите врага обнаружится брешь. Что Дроссельмейер и сделал, когда Элли схлестнулась с мечником позади него.
Под ногами хрустели сухие ветки. Мастер чувствовал спиной, как Элеонор дышит.
Якоб был сосредоточен, экономил силы, четко рассчитывая движения, и старался ровно дышать. Запыхавшийся, суетящийся и разъяренный, он рискует еще быстрее стать кормом для червей.
Вскоре один из лихих ребят заорал дуэтом с купеческой дочкой, лишившись уха, и Дроссельмейер добавил ему, полоснув лезвием клинка по глазам.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Чувствуя лопатками чужую спину, Элеонора не то чтобы успокоилась - тут как только успокоишься, тебя сразу же упокоят - но почувствовала себя куда как больше в своей тарелке, нежели еще минуту назад. Это было привычно. Знакомо. Правильно.
Они так же дрались, когда Бременским приходилось совсем туго и отступать с гиканьем было уже некуда: вставали с Русти или Дог спиной к спине, пока Данки выкручивался вручную, а Кот примеривался, как бы так нажать на спусковой крючок, чтобы не зацепить своих. Если у тебя прикрыта спина - все не так уж и скверно. Точнее, если есть тот, кто берется прикрывать тебе спину - так-то можно затылком и о стену поопираться, но это немножечко не одно и то же. Стен в жизни леди Старлинг было предостаточно. А вот людей - не хватало.
Отстраненно мелькнуло изумление - как, где и каким образом выучился настолько хорошо драться в одиночку против нескольких ученый? Ученые - они обычно черви книжные, тяжелее пера или реторты в жизни ничего в руки не возьмут, а уж в драке-то с них и вовсе никакого толка, хорошо, если не мешаются. Бременским да и ребятам Гуда приходилось не единожды отбивать у разного сброда, как на королевской службе, так и просто народного, грамотеев отбивать: так вот по опыту Элли преимущественно участие грамотеев в защите собственной жизни сводилось к тому, что, получив в самом начале по кумполу, оные грамотеи лежали до победного финала и не отсвечивали.
А вот поди ж ты. Мастер Дроссельмейер был богат не только на тайны, но еще на сюрпризы, парадоксы и предоставление непосредственно Элеоноре Старлинг ворохов когнитивных (так, кажется?) диссонансов).
И, пока Элли с грехом пополам парировала все ж таки атаки мечника, на большее и не рассчитывая, Якоб ухитрился извернуться как-то так, что противников стало на один меньше. Радикальность средства вводила в ступор - не только Элеонору.
Лихие люди внезапно примолкли и сделали словно как по команде шаг назад, только мечник замешкался, но девушка эту ситуацию быстро выправила, саданув тому ногой куда-то в район живота, благо, наличие мастера Дроссельмейера за спиной позволяло не думать, что от такого вот пируэта можно запросто навернуться попой об землю.
Стало очень тихо: даже девица умолкла, даже жертва "науки" притих, лежа на земле и прикрывая ладонью поврежденное лицо.
"Время переговоров, - лихорадочно пронеслось в голове у Элли. - Самое время для переговоров. Иначе тут и впрямь смертоубийство начнется".
Элли ненавидела смерть. Любую, для любого и во всяком ее виде. А еще сильней она ненавидела даже мысль о том, что когда-то ей самой случится убить.
- Ну чо, мужики. - голос, к сожалению, громким не получился, но сипела леди Старлинг жутко, а от того - куда более убедительно. - Есть желающие сдохнуть, больно обстрадавшись?
Желающих почему-то не нашлось. Всякий уже сообразил, что счета пять-ноль не получится уже никак.
- Прекрасно. - меч Элли, конечно же, опускать и не думала. - Тогда давайте сюда того, кто у вас главный. Базарить будем, по-серьезке.
Злодеи переглянулись. Неожиданно от одного из дальних деревьев отделилась высокая тень и сделала несколько шагов по направлению к "полю боя".
- Ну, допустим, за главного здесь я. - голос звучал спокойно, с некоторой даже ленцой. Не то людьми своими главарь не дорожил, не то в сложившейся ситуации его отчего-то устроил бы любой расклад. - Об чем базарить будем? Излагай, красавица.
- Что?.. - охнула леди Старлинг, вглядевшись в фигуру и вслушавшись в речь; голос мгновенно сел еще сильнее. - Какого... Йозеф, какого гребанного хрена?! Какого, я тебя спрашиваю?.. Ты что, сука, творишь?!
- Джей? - а вот теперь удивление зазвучало уже в голосе главаря. - Джей, мать твою, Робин? - и, презрев все правила безопасности, фигура в два решительных шага приблизилась на расстояние достаточное, чтобы разглядеть противников. - Девочка, ты какого хрена не назвалась? Мне тебя как без голоса в темнотище узнавать? Оружие поубирали! - гаркнул он уже своим людям. - И свалили все нахер. Терпил не трогать.
- Ну что за дерьмо дерьмовидное. - чуть ли не со слезами в голосе простонала Элли, обращаясь уже к Дроссельмейеру. - Мастер, и что вот теперь делать? Я его знаю.
А поганей всего леди Старлинг было от того, что знала она этого человека куда ближе, чем хотела бы знать того, кто молча и равнодушно намеревался наблюдать за тем, что еще пятнадцать минут назад грозило произойти на этом самом месте.
Примерно так же был удивлен Дроссельмейер. Элеонор дралась неплохо. Очень даже неплохо и Якоб, как выяснилось, вполне мог доверить ей спину, хотя обычно не доверял никому.
"Проклятье!" - мысленно выругался он, потому что в следующий момент Элли неожиданно перешла от действий к словам.
Дроссельмейер считал эту идею плохой. В большинстве случаев, при попытке договориться со всякой швалью, мерзавцы получают свое, а потом перерезают глотку. Но борьбу пришлось прекратить.
Якоб был вынужден старательно сдерживать негодование. Только теперь, когда от этого не зависела его жизнь, ярость, словно прорвав плотину, захлестнула его. Дроссельмейер поймал себя на мысли, что перерезал бы их всех, исключая леди Старлинг, если бы имел такую возможность.
То, что Элли знала Йозефа, нисколько не улучшало ситуацию, а наоборот, по мнению Дроссельмейера, ухудшало ее.
Мастер опустил голову, сжав зубы. Какое-то время исподлобья глядел то на бандитов, то на их главаря. Потом хрипло сказал:
- Пусть оставят девчонку. Надо привести в чувства ее отца.
Отредактировано William Riley (2015-04-15 17:14:07)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Слыхал? - буркнула Элли, стараясь на Йозефа даже не глядеть.
- Да слыхал, слыхал, - махнул тот рукой. - Не сделают ничего девке вашей. Вовремя, едить, подоспели... Пшли! - рявкнул он еще раз на своих людей и те, наконец-то вняв словам вожака, рассосались куда-то на местности и недовольно переругиваясь. Раненый лежал беззвучно - очевидно, был без сознания. Будут, видать, сегодня в шайке спешные перевыборы, а то и показательные расправы... Куда ни плюнь в этой чертовой стране - везде в плевке будет в основном кровь от разбитых губ.
- А вот в чувство приводить - это уж сами. Я солдатня, а не врачеватель.
Элеонора безмолвно обернулась к Якобу, очень надеясь, что тот либо что-то в сумке с собой имеет из могущего помочь, либо вообще разумеет ту науку, которой и без лекарств, только какими-то хитрыми надавливаниями людей подымают. Теоретически, с мастера Дроссельмейера бы сталось и не такое.
- Какого хрена, говоришь. - голос главаря сделался пустым-пустым, как бедуинская фляга посередь пустыни. - Гляди.
Он подошел ближе, почти вплотную к девушке и, чуть наклонившись, приподнял ее лицо за подбородок. Элли охнула: через лицо бывшего любовника наискосок шел знатный шрам, а выбитый глаз он отчего-то повязкой прикрывать не спешил.
- Там ад, девочка. Даже тебе такой не снился. А я, Джей Робин, трус, и я не хочу помирать. Не на виселице за дезертирство, ни в деревне с голодухи, но пуще всего не хочу помирать в засраном окопе, с ног до головы вшами покрытый.
- Мне... - Элли провела ладонью по искореженному лицу. - Мне жаль.
- А уж мне-то как жаль. - невесело улыбнулся Йозеф. - А что до сегодняшнего... Понимаешь, милая, этот сброд можно как-то удержать только давая им время от времени то, что они хотят. Это не твои идейные да активные. Мы - отбросы и выше и сами не метим. И живем соответственно.
Гордости в голосе не было. Сожаления, впрочем, тоже - сухая констатация факта.
- Но сегодняшних я, конечно, сочту... под твоей личной защитой. Я тебя помню. А в напарниках у тебя кто? - он указал рукой на Дроссельмейера. - Не из ваших же.
- А этого трогать даже думать не моги. - леди Старлинг растянула губы в бесцветной улыбке. - Это, друг мой Йозеф, лекарь. Смекаешь?
- Да что-о-об меня. - досадливо сплюнул под ноги мужчина. - Чуть лекаря не прибили. Дерьмо
Такое не дозволялось понятиями да обычаями и самым лихим из лихих людей.
- Уж не обессудьте, милсдарь. - чуть помолчав, хрипло произнес Йозеф. - Не знали. Ежели еще в передрягу встрянете - говорите сразу. Лекарей трогать нельзя. Это вам лучшая защита от таких, как мы. Ну что ж... Этих, - он указал на купца и купцову дочку. - я вам оставляю, сами уж разбирайтесь. А мне пора. Бывай, Джей Робин. Не чаял еще свидеться, да вишь, как худо все обернулось. Лучше б вообще... - и, помедлив минуту, он быстро поцеловал Элеонору и, прежде чем она успела отреагировать хоть как-то, шагнул до раненого своего бойца и без лишних слов всадил ему под горло нож. После чего быстро и бесшумно растворился в темноте.
Элли постояла несколько минут соляным столпом, встряхнулась и убрала-таки меч обратно в ножны.
- Вот так. Ну что там, мастер Дроссельмейер? - она очень, очень старалась держать себя в руках, но голос заметно дрожал даже невзирая на осиплость. - Будут жить потерпевшие наши или все совсем плохо?..
Впрочем, в полудетской еще вере во всесилие ученых и колдунов, она была почти совсем уверена что Якоб Дроссельмейер на ноги поднимет как купца, так и девицу, даже если дела у них - хуже некуда.
Якоб отвернулся, когда Йозеф и Элли целовались, потому что стало неприятно ему.
"Одних целуем. А как насилуют других, смотрим преспокойно. А если однажды девки в голове перепутаются? Что тогда?" - думал мастер, угрюмо глядя уходящему Йозефу в спину. Не хотелось, чтобы другой дезертир, Элли уже не знакомый, подкараулил в лесу и ее. Просто потому что каждой бешеной собаке - свой мяса кусок.
Якоб понимал, что леди Сатрлинг, вероятно, насмотрелась всякого, но отчего-то плохой участи для нее не хотел. Ни этой беды, никакой другой.
Дроссельмейер не стал спрашивать о Йозефе. Подошел к заплаканной девице, которая намертво вцепилась в отца.
- Тише, - попросил Якоб. - Дайте поглядеть.
Помог подняться и перепоручил заботам Элли. Девица была зареванная, взлохмаченная, безгрудая и щуплая, как подрастающий куренок. Пятнадцать, а может и тринадцать лет.
К счастью, немолодой уже купец оказался мужиком крепким. Несмотря на то, что его хорошо приложили по башке, дышал. Якоб, нащупав пульс, облегченно выдохнул.
- Будет жить.
Дроссельмейр расстегнул на купце кафтан и рубашку, ослабил пояс, чтобы бедолага мог свободно дышать. Похлопал по щекам. Старик очухался не стразу, а когда пришел в себя, долго глядел на Дроссельмейера бычьими крупными глазами, пытаясь понять, где он и кто перед ним.
Дочь его снова расплакалась, теперь уже от радости. Якоб глянул на бандита, лежавшего лицом в землю, и не без удовлетворения констатировал, что тот издох.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Не реви. - порекомендовала Элли девице, извлекая из-за пазухи носовой платок, кстати, даже чистый. Сама леди Старлинг в основном уже года три, как слезы и сопли рукавом утирала, но со старой, дворцовой привычкой ничего поделать не могла. Впрочем, при нехватке бинтов это иногда и к месту оказывалось. Или вот как сейчас.
Но совладать со слезами у недожертвы все никак не получалось: и впрямь, дитятя почти. Догнать, что ли, Йозефа, влепить гардой по затылку, а коленкой - промеж ног?.. Пустое. Все пустое. Был Йозеф - да весь вышел. На войну еще он, может, отправлялся, а вот назад вернулось Темный знает что. Ничего не вернулось, если честной быть.
- Звать-то тебя как? - Элеонора очень старалась сделать голос ласковым до успокаивающим, но все равно сипела, как несмазанная телега.
- Х... Ха-а-анна-а-а... - всхлипнула девочка и начала мелко дрожать: и от ужаса отходила, и плащ ее где-то в пылу "сражения" потерялся. Леди Старлинг ругнулась коротко и накинула Ханне на плечи свою куртку. Простынет еще, в довершение ко всем удовольствиям, и так не то малокровная, не то чахоточная. Год выдался неурожайным, даже купеческим деткам животы, видать, подводило.
- Ханна, значит. - улыбнулась Элли. - Ханна Каш, что почище иных. Не реви, говорю тебе, все уже кончилось. Эти, - она кивнула в сторону темноты. - Что-нибудь успели?
Девочка помотала головой и под суровым взглядом Старлинг даже выдавила из себя "П-правда ничего". И то хлеб. А с испуга беда невелика, пугаться ей все равно еще не раз и не два предстоит. Такая уж тут жизнь, хоть наизнанку вывернись, а все равно найдет, чем перепугать до усрачки.
- Вот и славно. - резюмировала Элеонора. - Голова как?
На голове обнаружилась шишка, на щеке - пара ссадин, но в целом юная Ханна отделалась очень и очень легко. Элли вздохнула, приобняла девочку за плечи и задумалась, стоит ли дать той очень жизненный совет на будущее в таких ситуациях лежать смирно и руками не размахивать, дабы плачевное свое положение еще и побоями не усугублять, но в итоге промолчала. Повезет дальше - не понадобится ей этот совет. А не повезет... А не повезет - сама догадается, а сейчас нечего дитя еще сильнее пугать, и так на полгода вперед хватит и на кошмары, и на слезы в подушку.
- То есть у нас, по счастью, минимальная смертность из всех возможных. - Элеонора довела девчонку до телеги и усадила. Конь стоял смирно, только время от времени всхрапывал недоуменно, не умея понять, что же тут такое произошло или не произошло. - Сударь, - окликнула она успешно приведенного в сознание купца. - Вам тут ехать далече? Сами до дому доберетесь?
Тот даже глядел почти бодро - плотно, плотно свое дело Якоб Дроссельмейер знал. И исцелить, и к праотцам отправить. Все верно, он еще в прошлый раз говорил, что все есть лекарство и все есть яд. Одним и тем же ножом можно и кровь пустить, и кишки.
Выступать провожатым охранником ей было сейчас совершенно ни к чему, во всех ближайших деревнях стражи было - что блох на собаке, а Элли и от недельной-то давности потасовки еще в себя не пришла. Хорошо выступление прошло... Еще с месяц выступать нечем будет. А признает кто - далеко она не ускачет. Но тут уж коли ввязался, то изволь грести до конца, иначе и встревать не стоит.
- Да уж доберемся, - вздохнул отец Ханны. - Спасибо.
Вытерев лезвие меча о плохонькую одежду убитого дезертира, Якоб наконец убрал оружие в ножны. Распрямился, отряхивая ладонью камзол.
- А вы кто будете? – спросил купец, приглядываясь к парочке спасителей, которых приличными людьми назвать можно было с натяжкой.
Якоб посмотрел на Элеонор и невозмутимо ответил:
- Добрые прохожие.
Купец вздохнул. Оперся рукой о землю, поднялся кряхтя. Старик был неглуп, а потому быстро сообразил, что дальнейшие расспросы бессмысленны. Девка в мужской одежде, знакомец ее странный – лекарь. Ага, как же, с замотанным как у вора лицом. Того и гляди, оберут еще и эти. Нужно было поторапливаться, пока удача не повернулась задом.
Купец махнул рукой, радуясь тому, что жив остался. Взяв плащ, медленно и тяжело побрел к телеге. Его мутило, словно с перепою, кружилась голова.
- Папенька, кабы не растрясло… - заметила Ханна, пряча в рукав поданный Элли платочек. – Дайте я.
- Может, довезти куда? – любезности ради спросил купец, с опаской глядя на лежавший неподалеку труп.
- Езжайте, - махнул рукой Якоб. – Тут недалече.
- Ну… - вздохнул купец, - храни вас добрые духи, - потом устроился на телеге позади дочери, неожиданно ловко для такой звонкой девицы взявшей поводья. Подложил под голову один из тюков. Повезло, думал он, легко отделались. Ханна помахала Элеоноре рукой.
Повозка медленно тронулась и покатилась прочь, скрипя.
- Не думал встретить вас здесь, - сказал Якоб, когда телега удалилась на приличное расстояние. – Вы спасли мне жизнь.
Не вмешайся Элли в поединок, лежать бы ему сейчас вместо того бедолаги. Разбойникам на потеху, на радость лесному зверью.
- Куда путь держите? Или снова… по деревьям, как белка, скакать? – в голосе мастера Дроссельмейера звучала добродушная ирония.
Отредактировано William Riley (2015-04-16 15:54:56)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Кто еще кому спас... - скривившись, протянула леди Старлинг, стоя над убитым и по обыкновению своему раскачиваясь с носка на пятку. - Если б вы не подоспели, мне пришлось бы в одиночку в этот блудняк ввязыватья. И до Йозефа, надо думать, я бы докричаться не успела.
Тот когда-то говорил, что и в темноте, и на каторге, и в мире теней, где угодно - узнает ее просто по голосу. Да вот голоса-то как раз у Элли сейчас при себе и не было. Скверно все могло окончится, так скверно, что и Темный бы не помог.
- Так что счет у нас, Якоб, равный.
Ни долгов, ни мзды, ни лиха - редкий случай, удача один к одному. Элеонора не любила быть излишне должной, и не любила, когда должны были ей. Хотя, чего греха таить, сегодня чужой придуманный должок их здорово выручил... Да только в гробу она такие вот оплаты по закладным видала.
Элли было тошно. Хоть рядом с этим уродцем ложись да помирай.
Нашарив в сумке мелкую монету, леди Старлинг наклонилась над мертвецом, раскрыла ему рот и вложила под язык плату. Кем бы ни был, как бы ни помер - всякому должно либо быть похороненным своим чередом, либо по меньшей мере иметь что-то, чем оплатить последний лодочный перевоз. А куда уж потом лодочка двинется - этого знать никому из живых не дано... Помедлила еще пару секунд - и все-таки закрыла то, что осталось от глаз. Да все равно обожрут уже к рассвету...
- Быстрого пути, кто бы ты ни был. Рада видеть вас в добром здравии, мастер Дроссельмейер, - обернувшись к Якобу, Элли автоматически поклонилась. - Было бы несправедливо, если бы вас тут сложили. Кстати, о здравии. Вас-то как, не задело?
Элли и собственное-то состояние только сейчас сообразила проинспектировать, а уж ученого в темноте и вовсе не видать было уже с двух шагов: одежда темная, лицо закрыто. Так никакой раны не заметишь, пока человек не рухнет... Да, об этом определенно стоило побеспокоиться: не бугай, конечно, Якоб Дроссельмейер, хотя силушкой явно не обижен, но и не девица, его дотащить куда в случае чего будет непросто.
- На данный момент, - Элли улыбнулась через силу и сунула руки в рукава теплой рубахи. - куда угодно, и вам того же советую. Кто его знает, что у купца этого на уме. Кликнет деревенскую стражу, так Йозефа-то они найдут вряд ли, а вот с нами будет куда как проще. А разбираться, мастер Дроссельмейер, никто не станет. Никогда не разбираются. Хорошо еще, что лица вашего не разглядеть... Так что идемте-ка, доведу я вас до вашего дома дорожкой, какую разве пес знает.
Н-да, очень жаль, что Гетца нету. Гетц тут бы вообще разом все мог перерешать: с эдакой махиной не всякий даже при оружии решит попробовать совладать.
И, коротко махнув рукой, леди Старлинг направилась к ближайшему бурелому. Если она все правильно с того года запомнила - спустя полчаса выйдут они к особняку ученого с такой стороны, какую и не предположишь. Даже замерзнуть, ежели идти шибко, не успеют, что было немаловажно: рубаха, пусть и теплая, пусть и вместе с жилеткой все же от пронизывающего ветра защищала хуже куртки. Благословите, леди Старлинг, небеса и их обитателей, за свою выдающуюся способность в любой ситуации найти, обо что хорошенько померзнуть.
Якоб задумчиво глядел, как леди Старлинг отдает разбойнику последние почести. Сам он, когда Гетц однажды застукал какого-то бродягу и перегрыз тому глотку, схоронил мертвеца быстро и безо всяких сантиментов. Закопал под яблоней. Если "тот свет" существует, в чем Якоб очень сомневался, там примут и так. Потому что мертвецам больше некуда деваться. Это живые бродят, мыкаются, а мертвецу - что? Знай себе, лежи спокойненько, корми зверье, питай почву.
Еще в двенадцать, когда умерла мать, Якоб понял, что ничего нет. Ни реки, ни лодки, ни другого берега. Человек сходит в могилу тихо и незаметно. Иногда быстро. Все, что видит он напоследок - это чернота. Все, что остается после него - память. Пока жив тот, кто его знал и любил.
Дроссельмейер помнил тонкие, костлявые руки матери и пятна ржавой засохшей крови на ее губах. А еще помнил, как уже на утро его вытолкали взашей приставы. Якоб стоял у стены дома, в котором родился и в котором рос. Смотрел, как скрипучая тележка увозит легкое и невесомое, будто сломанное пополам тело. Босые ноги госпожи Дроссельмейер бесстыдно свешивались за край, как у гулящей девки. Якоб долго-долго глядел в спину приставов. Без слез.
- Я в порядке, - машинально отозвался Дроссельмейер бегло себя оглядев. Все действительно было хорошо. Порванный немного плащ и разрезанный рукав кафтана, сквозь который просвечивала белая рубаха - не в счет.
Нагнав Элли, Якоб расстегнул застежку-фибулу и укутал плечи спутницы плащом. Что такое, когда зубы от холода стучат, Дроссельмейер знал не понаслышке и никогда никому не рассказывал о том, что игрушечных дел мастер подобрал его на улице. Только потому, что мальчишка, отчаянно натирающий рукавом обледенелое стекло, уж больно жалостливо выглядел, когда день за днем приходил поглазеть на игрушки.
Отредактировано William Riley (2015-04-16 17:34:40)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Мертвым всегда все равно, им сразу же нет никакого дела до происходящего: хоть с почестями хорони, хоть в нужник по частям сбрасывай. Не для них это все, и не их души возит на лодочке туда-сюда мифический старец. Какой спрос с мертвеца? Да никакого уже.
Главное, самому удержать себя хотя бы в полушаге от пресловутого "все равно". Иначе, боялась леди Старлинг, с очередным легшим наземь на ее пути молчаливый паромщик увезет уже и ее душу. И обратно, как водится, не вернет.
- Что? - обернулась она, почувствовав легшую на плечи ткань. - А. Благодарю, Якоб.
Хорошо, что в порядке, время добрых новостей пришло, хоть какое-то - да разнообразие. Обошлись меньшей кровью.
И четыре года после побега Элеонора не переставала недоумевать: почему, почему никогда не получается обойтись вообще без крови? Так нет ведь, обязательно кто-нибудь ляжет так, чтобы больше уже никогда не подниматься, обязательно кто-нибудь будет харкать алым на мерзлую землю.
Повелителю Мух нет ни малейшей нужды требовать свою дань - люди эту жатву вершат сами, без какого-либо принуждения и без слова протеста. Тут так принято.
- Тут осторожней, справа ручей. Не та сейчас погода - ноги мочить... - и, помолчав недолго, проговорила. - Тяжелый год. Обрыдла земле эта война, вот и не родит. - она откашлялась, досадливо ругнулась и на всякий случай глянула через плечо: как там, идет ли спутник, а то темнотища такая, что разве вот Кот что-то и углядит, сама-то она больше ощупью и памятью шла. - В городах еще туда-сюда... А из дальних деревень мужиков всех подчистую забрали, кому больше десяти и кто ходить может. Мудачье при чинах не то то с ограми, друг с другом договориться не может, ну да им-то что. В атаку не они пойдут.
Иногда ей казалось, что дурной пример стал лишком заразителен, и дипломатов перевешала не только Ее Величество, но и вообще все правители, какие ни есть.
- Будьте начеку, мастер Дроссельмейер. Ходят слухи, что вторая волна будет. Дотумкали, что в первую не всех грамотеев перебили, осталось еще маленько.
А то придут к особняку, ни на пса не посмотрят, ни на яблони, ни на игрушки на полках. Читать-писать умеешь? Механизмы хитрые мастеришь да зелья варишь? Добро пожаловать, братец Якоб, то по тебе звонил сквозь рассветную мглу набатный колокол, по тебе. В первый раз недожгли - ну так вторая попытка завсегда успешнее первой. И тут уж никто не отобьет, даже если Бременс-бэнд почетным караулом денно и нощно на воротах стоять будет, даже ежели умеет ученый оружие того калибра мастерить, что продержится дольше суток. Потом все равно мясом задавят. Мясо человеческое нынче товар бросовый. Никому не жаль.
И у мира станет на целую надежду меньше, что, надо думать, его и вовсе доканает.
Это была трогательная и грустная забота. Ощущение, к которому Якоб не привык. После смерти матери Дроссельмейер заботился о себе сам, и теперь слышать слова леди Старлинг ему было диковинно и чудно. Он так и продолжал звать ее "леди", исключительно про себя, и видел в ней не государственную преступницу, а молодую девушку, пытающуюся открыть забавную шкатулку с цветным стеклом.
Интересно, пригодилась ли ей та вещица? Радовала ли глаз? Об этом Дроссельмейер спросить не решался.
- Да что мне станется... - махнул он рукой. - Заберут, значит, так тому и быть.
Когда-то в особняке Дроссельмейеров устраивали пышные приемы. Отец Якоба отличался большой изобретательностью по части праздников, поэтому гости в их доме были практически всегда. Маленьким Якоб прятался от этого шума, а потом, однажды, после смерти отца, не стало вдруг никого. В пустом доме сделалось навечно тихо. О них забыли. Леопольд Дроссельмейер из щедрого хозяина сделался пропойцей и мотом, а его жена - побирушкой, неспособной заплатить даже за хлеб. Якоб потерял все: честное имя, семью, возможность учиться дальше... Но не потерял мечту.
Вероятно, это и спасло его тогда от горькой участи вора или убийцы.
Жалел мастер только об одном - что эти варвары опять разобьют да разгромят все, что он с таким упорством создавал. Останутся только несколько трудов и, может быть, имя. Россказни всякие про черную магию, огонь и молнию, которые он мог "приручать".
- Не беспокойтесь обо мне, - шагая рядом, Дроссельмейер ободряюще тронул спутницу за плечо. - Не я, так кто-нибудь другой займется всеми этими "чудачествами".
Потому что развитие нельзя остановить. Как нельзя остановить движение небесных сфер, морские волны и грозу.
- Заглянете на огонек? - спросил Дроссельмейер, нарочно переводя тему, чтобы Элли не грустила почем зря. - Подогреем вино с медом.
В кои-то веки не будет пустовать второе кресло. Гетц, с которым она так неосторожно откровенничала в гостиной, обрадуется.
Они не виделись полтора года, и сделанная мастером игрушка дожидалась леди Старлинг уже довольно давно.
"Хорошо, что вообще свиделись", - думал Якоб, пряча улыбку под платком.
Отредактировано William Riley (2015-04-16 21:27:04)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Что станется?! - был бы голос - прозвучало бы звонко и возмущенно, а сейчас вообще никак почти не прозвучало. Элеонора резко развернулась и недобро прищурилась.
- Что, значит, станется? А то станется, мастер Дроссельмейер, что эта гнусь под предводительством психопатки в короне, разгромит все, до чего дотянется, а вам легкая смерть будет только если успеете яд выпить, покуда двери не вышибли. Гетца выпотрошат и развесят все, что внутри у него найдут, над остатками входной двери, а вы, коли с ядом не свезет, пожалуете сначала на дыбу, а потом будете пару недель в подвале каком-нибудь гнить заживо. И все им расскажете в итоге, и как машины ваши собирать, и как обращать их против безоружных людей, и как ставить заграждением, чтобы ни один солдат, помирать не желая, назад и поглядеть-то боялся, не то что бежать. Все рассказывают, Якоб. Все. Кто раньше, кто позже, но в итоге всякий молит о смерти. Ну, ее вам тоже в итоге дадут, смилуются. Может, даже вздернут, вместо того, чтобы жечь. Вот что станется. Вот что значит "заберут". Хотите, посчитаю, сколько раз мы с ребятками на такое любовались?! И если вы себе такой участи хотите, то это не значит, что и я ее вам пожелаю.
В маске, не в маске, умеет терпеть боль или нет - каждому найдут средство. Элли передернуло от мысли, что рано или поздно занесет ее дорога снова сюда, и вместо дома и сада она увидит пепелище, вздувшуюся тушу пса и будет потом вместе с Бременскими искать, куда, в какую общую могилу затолкали ненужным хламом человека, который когда-то подарил незнакомой бродяге игрушку и был одинок настолько, что едва не отдал дорогущие лекарства просто за песню и слабое подобие беседы.
- И я сама решу, о ком беспокоиться, а на кого - наплевать. - отвернувшись так же резко, как повернулась, леди Старлин рубанула клинком некстати случившееся на пути переплетение веток. Сколько уже можно впригибку ходить, все страна, Темный раздери, ходит так. Разбуди среди ночи - первым делом готовы будут пасть ниц и молчать. И никто голоса не возвысит, все подпишут, про всех расскажут, будь ты хоть трижды лекарем.
Это у лихих людей какие-то понятия есть. Этим - понятия не нужны, им колющего и рубящего хватает, и обоснования "Потому что я могу".
- Этой стране не нужен какой-нибудь преемник, какового тоже в свой черед вздернут. Этой стране нужны вы, потому что вы, в отличие от многих, еще живой и еще человек.
Вкупе с хрипом последние слова прозвучали едва ли не как угроза. И не захочешь, а начнешь помалкивать, чтобы саму себя не перепугать.
- Зайду. - глухо и все еще зло согласилась она. - Грех злоупотреблять вашим гостеприимством, но я устала до смерти и до смерти же хочу умыться. Второй день не то что до реки - до ветру иной раз ходить не рискуем. Как крысы.
Как будто он не знал. Якоб, вопреки всем заблуждениям окружающих, безумным не был. Дроссельмейр остановился, вглядываясь в темноте в белое лицо Элли. То ли от злости, то ли от голода, заострились ее черты.
- После дыбы долго не живут, - сказал он сухо, без героической бравады. - После пытки водой - тоже. Довольно быстро умирают, когда ломают веревкой виски. Я не выдержу. А, значит, мучиться недолго. Гетца будет жаль... А машина, - Якоб пожал плечами, - чтобы такую машину собрать, им потребуются годы. И очень много денег. Так что - нет. Меня повесят, сожгут, четвертуют, а машину сломают... Наверняка.
Вероятно, его слова звучали странно. Можно было подумать, что Дроссельмейер не заботится вообще ни о чем. Нет, он просто не боялся, как и всякий приверженец верных цифр и правильных формулировок, уже рассчитал все варианты и ко многому был готов.
Бежать на тот свет с помощью яда? Идея блестящая, в духе мрачного авантюризма. Только действительность была совсем другой.
- Это только в побасенках - выпил яд и быстро умер, - усмехнулся Дроссельмейер. - В действительности - несколько дней мучений, изъеденные кишки, кровавая рвота и понос. Или медленное удушение с обездвиживанием. Вот и думайте, что лучше - дыба или яд.
Якоб не хотел спорить и не хотел убегать. Он никогда не бегал, и теперь был не черед. Впрочем, об осторожности мастер Дроссельмейр тоже не забывал. Многие из заметок были написаны шифром, а чертежи Якоб мог восстановить в памяти в любой момент. Не зря день за днем перебирал детали и шестеренки, не зря все время проводил в лаборатории наверху.
- Спасибо за предостережение, Элли, - сказал он мягче, уже примирительно. Когда увидел, как леди Старлинг с досадой рубанула куст. - Я постараюсь остаться в живых и вас не огорчать.
Эти слова могли прозвучать как насмешка, но Дроссельмейер и не думал насмехаться или шутить.
- И воду тоже согреем, - мирно добавил Якоб, мельком глянув на первые, пока еще тусклые, зимние звезды.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Это было не предупреждение. Это было досрочное уведомление о подписанном приговоре, который откладывался на неопределенный срок по неопределенным причинам. Таких, как Якоб теперь во всем королевстве можно было по пальцам перечесть, и это было еще хуже: возможно, ученого такого уровня заприметили. И тут уж при случае на дыбу повесят аккуратненько. Чтобы ни в коем случае раньше срока дух не испустил.
Ценности Королева уважала.
- Лучше - вовремя понять, откуда дерьмом тянет. - безапеляционно резюмировала леди Старлинг и вгляделась вперед. О, не подвела все-таки наука Робинова и котова, верно все посчитала, не повела ученого круги по предзимнему лесу нарезать. Молодец, Элеонора-свет-Старлинг, умнеешь все-таки, возьми с полки пирожок. С гвоздями.
Все всё знают, все обо всем слыхали и всё видали. Королевство обзаводилось знаниями первой необходимости с такой скоростью, что только диву даваться и оставалось. Впрок эта наука почему-то шла не всем. Кто-то быстро уму-разуму учился - повыблевывав пару раз после недельки в камере собственные легкие или через строй разок пройдя. Кому-то и десяти повторений было мало.
Элеонора Старлинг предпочла бы, наверное яд: все одно несколько дней корчиться, но тут тебя хоть со стороны никто трогать не будет, гордо по собственному решению к праотцам сбежишь. Правда, еще больше она предпочитала не умирать и потому накрепко усвоила, что бежать лучше всего до первого "собеседования". После первого бегать получается хуже, а ежели совсем не свезет - то после него вообще ни лечь, ни встать не можешь, пока вслед за "глухой несознанкой" не отправишься в отключку. Все лучше: лежишь себе и не знаешь, что с тобой делают, какой-никакой, но прок.
В каких только видах они с Бременскими друг друга из околотков да ям доставали - лучше и вообще не вспоминать. Ни про себя, ни вслух.
Так что Элли молчала, как партизан на допросе - это она тоже очень неплохо умела. Скверный, скверный был год, а гадалки да пророки говорили, что еще сквернее будет. Пробурчала только "Уж будьте любезны" и, сделав на всякий случай остерегающий жест, внимательно вгляделась в темную громаду дома, а еще внимательней - вслушалась в ночную тишину. Засаду всегда что-то выдает, надо только знать, что именно слушать.
Этому учили Дан и Дог.
Но было спокойно.
- Горячая вода... - леди Старлинг улыбнулась одними губами, впрочем, со спины и того не видать было. - Вообще уже забыла, что это такое. Переживем эту зиму - вот честно, серьезно подумаю над тем, не предать ли идеалы да достижения и не махнуть ли куда южнее. Там, по слухам, хрень не лучше здешней, но хоть насмерть ночью не замерзнешь.
"Лучше - вовремя понять, откуда дерьмом тянет", - говорила Элли и была права. Беда в этом проклятом королевстве заключалась в том, что дерьмом тянуло практически везде.
Якоб знал, почти наверняка, леди-бродяга никуда не уйдет. Не сможет. Несмотря на холод, голод, непроходящую усталость. Несмотря на облавы, побои, доносы и прочие "радости" жизни. Никуда не денется. Не "образумится". Потому что иначе уже не может жить.
Первую виселицу он увидел в шесть лет, дело было на ярмарке. Безымянный вор висел на веревке, а вокруг гуляли и веселились люди. Тогда дни Якоба были еще безоблачны, он не задумывался о висельнике и о многом другом: почему мать каждое утро прячет заплаканные глаза и отец пропадает куда-то на неделю, после чего, вернувшись, едва держится на ногах.
До поры до времени у маленького Якоба было все или почти все: заботливая и добрая нянька, учителя, книги и деревянный тренировочный меч, чтобы без страха рубить набитой соломой манекен...
Мастер, приютивший его, довольно быстро понял, что мальчишка смышленее и проворнее его самого. С этих пор Якоб был вынужден работать денно и нощно. За любую оплошность его до полусмерти били палкой. Дроссельмейер до сих пор не знал, благодарен он наставнику или ненавидит его. Игрушки, сделанные способным подмастерьем, тот выдавал за свои. Якобу, помимо забот о хозяйстве, доставалась самая трудная и кропотливая работа. Но, уже однажды потеряв все, он страшился потерять и это. Хуже всего было снова оказаться на улице и взяться за попрошайничество или воровство.
В понедельник кто рождён, будет с праведным лицом.
Кто во вторник появился — благодатью наградился.
Тот, кто в среду был рождён, горьким горем будет полн.
На четверг кто попадёт — очень далеко пойдёт,
Тот, кто в пятницу родится, на любовь не поскупится.
Кто в субботу попадёт, жизнь того в борьбе пройдёт.
А рождённым в воскресенье — радость, счастье и веселье.
Они вошли в дом. На какое-то время беседа вынужденно прервалась, и Якоб перепоручил Элли Гетцу. Тот обрадовался хозяйскому возвращению, но вел себя настороженно. Потому что люди принесли на себе запах крови. Пока суть да дело, Дроссельмейер зажег огонь в очаге, растопил камин и, как обещал, поставил греться воду. В запасе было некоторое время, чтобы собрать к ужину снедь. Только небо знает, сколько Элеонор Старлинг не видела сытной еды и тепла.
В доме сделалось уютно, запахло стряпней. Плотно закрытые ставни прятали мягкий свет светильников и приятную суету, потому что в кои-то веки, здесь были гости. Потом Дроссельмейер принес Элеоноре чистую одежду, по-братски поделившись рубахой и штанами.
Отредактировано William Riley (2015-04-17 12:25:10)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Основным свидетельством небывалой внутренней силы леди Старлинг был на данный момент тот факт, что сразу по вхождению в дом она не упала там же, где стояла, навесив на себя спешно намалеванную табличку "Не кантовать и не выносить даже в случае пожара".
Нет, Элли даже нашла в себе силы хоть как-то отряхнуть с сапог налипшую мерзлую грязь и повесить на крючок хозяйский плащ, и только после этого, добравшись до кресла, рухнула в него, с трудом борясь с желанием закрыть глаза. Гетц сидел поодаль и тревожно поводил носом.
- Воняет, ага. - согласилась с псом женщина. - Но тут ведь как, друг Гетц - ежели не хочешь в нужнике быть утопленным, приходится из оного нужника выплывать, а это сделать, не замаравшись, не-воз-мож-но...
Пес молчал. И славно, хоть кого-то ее вокальные временные трансформации в ступор не вводили.
Воспользовавшись отсутствием хозяина - Якоб Дроссельмейер, как и в прошлый раз, растворился в недрах особняка быстро, решительно и безмолвно, - Элли размотала сбившуюся повязку на шее, покривившись, провела по горлу ладонью и, расправив перекрученные тряпки, восстановила-таки статус-кво.
В доме было тихо, тепло и пусто. Очевидно, к совету обзавестись компаньоном Якоб так и не прислушался, что, впрочем, было ожидаемо: ученые вообще народ упрямый да упорный, а этот так и вовсе, кажется, живет только на одном собственном упрямстве.
От тепла мысли путались и норовили, сбившись в тучные стада, мигрировать всем скопом из дырявой головы леди Старлинг куда подальше: они, с ней наравне, уже изрядно подзабыли с лета, что значит, когда тепло со всех сторон, а не когда ночью у костерка сидишь, и колени жжет, а спина - леденеет.
Когда вернувшийся хозяин дома протянул чистую одежду, Элли аж чуть не расплакалась - с усталости и после нервотрепки у нее всегда наружу выползали проблемы дворцового менталитета, велящего барышням быть особами чувствительными и эмоциональными. Но головой, впрочем, отрицательно помотала - в лесу да в побеге одеже лучше быть подогнанной плотненько, а нынче леди Старлинг, и без того не слишком-то фигуристая да статная, и вовсе в одну рубаху могла трижды обернуться. Зацепишься так полой за ветку и подохнешь совсем уж глупо, что еще постыдней.
- Благодарю, Якоб, но не стоит. Вы мне лучше скажите, можно ли у вас тут закурить.
Якоб только покачал головой, да вздохнул. Будь им дано чуть больше времени, можно было бы в порядок одежду Элли привести, а так оставалось довольствоваться малым. Чистые вещи пришлось отложить. Дроссельмейер вдруг поймал себя на том, что знает эту женщину совсем ничего, видит второй раз в жизни, а сердце при взгляде на нее щемит. Не от жалости, с которой благодетельствуют убогим и побирушкам, а от понимания, что Элеонор может сгинуть в любой момент.
- Курите, сколько хотите, - сказал Якоб. - Там на кухне лохань и бадейка для вас, чтобы обмыться. Полотенца чистые... Вода подоспела и вино согрелось. Потом ужинать будем. Давно ни с кем не преломлял хлеб... - слова сами собой превращались в скороговорку.
Якоб смотрел то на Элли, то себе под ноги. Сейчас леди Старлинг без труда могла видеть эту растерянность.
Будь его воля, он попросил бы ее остаться на подольше. Хотя бы на пару-тройку дней, чтобы поговорить о книгах, музыке или стихах.
"Вот ведь дурак, - сказал Дроссельмейер мысленно. - Будто ей сейчас до твоих побасенок есть дело".
И пока Элли не отправилась на кухню, он решил по-быстрому принести нехитрый ужин. Душистый сыр, нарезанный аккуратными ломтями. Подвяленное, просоленное и закопченное мясо, которое принято заготавливать на зиму. Еще мягкий, пахнущий дрожжами хлеб. Перья лука и укроп, выросшие в тепле, на оконном палисаде.
Отредактировано William Riley (2015-04-17 23:19:56)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Разрешением леди Старлинг пренебрегать не стала: в жизни и без того слишком мало удовольствий, чтобы в них отказывать, уж коли тебе разрешают. Дым пах изрядно, но все же менее мерзко, чем шервудский табак - вот тем можно было бы, случись вернуться домой, особо нежных придворных дам вообще в затяжной обморок уложить. Но тут же как: лучше привыкать к самому скверному и не отвыкать от него никогда. Чтобы даже во сне не забывать кто ты, где находишься и почему.
- Не утруждайтесь, Якоб, - Элли только рукой махнула. - Лучше присядьте и отдохните, не думаю, что вам так уж легко даются события, подобные сегодняшним.
Они вообще никому легко не даются. А уж если начали - то пиши пропало и сам по себе отходную заказывай. Значит, что-то в тебе сломалось, как в старом механизме, и Темный знает, где теперь искать детальки на замену и существуют ли они вообще... Элли искренне надеялась, что мастер Дроссельмейер до такого все еще не дошел. Не хотелось бы. Это было бы слишком нечестно. Как и в прошлый раз, леди Старлинг все еще испытывала колоссальный дефицит в людях, о которых не противно вспоминать и знакомство с которыми не повод, как, например, в случае с Йозефом, пожелать влезть в ближайшую реку по самую макушку, невзирая даже на зиму.
- Из меня сегодня гость - хуже не придумаешь. Ни гостеприимство почтить толком не смогу, ни спеть, как обещала. - и она указала рукой на горло. - Я еще с неделю, думаю, только пить и смогу.
Нет, что-то она в себя заталкивать время от времени ухитрялась, но процесс был мучителен и крайне нелицеприятен. Свидетелей таковому она предпочитала не иметь. Да кто ж знал-то, что у подстерегшей Бременских компании благонадежных граждан при себе не только ножи будут, но еще и удавки? Хорошо еще, не тоненькая была, а просто ремень кожаный, а то все там закончится и могло, придушили б ее и без всякой виселицы, вот потеха бы была...
А ученый выглядел так, словно был перед ней в чем-то виноват, и от этого вообще хотелось сквозь землю провалиться. Что за дерьмовые времена. Ну что за дерьмовые времена-то! Всякий, кто еще живым называться может, как другого живого увидит - сразу и навсегда уверен, что и делает все не так, и говорит не так, и вообще все мировые беды именно из-за него и произошли.
А те, которые и впрямь виновники - те по ночам спят спокойно и после деревень пожженных кусок у них в горле не застревает.
Сказать надо было что-то, да что тут скажешь-то? Редко у леди Старлинг случалось, чтобы ей слов не хватало, да только это вот тот самый момент и был. Поэтому она просто по примеру Якоба некоторое время с превеликим интересом изучала пол, а после раздавила в плошке остатки самокрутки и от греха и стыда подальше отправилась умываться. Руки, вестимо, не отмылись, зато лицу стало чуть лучше. Поразмыслив с минуту, Элли все же содрала с себя рубаху и с остервенением обтерлась мокрым полотенцем. Вода по итогам оказалась до неприличия серой. Ужас, да и только. Вот тебе и леди, ага. Рожа зеленая, на шее - сизая полоса, а волосы, видать, и вовсе опять срезать придется, расчесать-то это все равно уже не выйдет. Что, раз уж оказия случилась, Элли и не преминула сделать, благо, ножницы у мастер Дроссельмейера тоже нашлись. Получилось криво, зато со вшами меньше мороки...
Показаться бы в таком виде папеньке смеху ради, да удар старика хватит.
Хорошо, хоть Якоба, явно на своем веку и не такого видавшего, можно было не стесняться: поди, не напугаешь его и более скверными картинками, он и лекарь, и в огне горел. Брезгливости таковое не способствует. Посему тряпки с шеи Элли, махнув рукой, в поясную сумку определила, уж больно мерзко они на шею давили.
- У меня нет слов, Якоб, насколько я вам благодарна, - проговорила Элеонора, вернувшись в комнату. - Но отплатить мне вам сегодня кроме предостережений, увы, нечем. Разве что у вас тут есть что-нибудь, на чем сыграть можно. Пальцы-то покамест при мне.
- Не на чем, - тихо и хрипло ответил Дроссельмейер.
Приглядевшись к теперь уже умытой Элли, мастер застыл как вкопанный. Он-то поначалу думал, что она от холода и простуды сипит. Вино согрел как раз для этих целей.
Сейчас леди Старлинг могла отчетливо видеть как зло сощурились светлые глаза. Он смотрел внимательно и неотрывно несколько секунд. Потом подошел ближе, чтобы шею Элеонор осмотреть. Снял перчатку. Прикосновение пальцев было бережными и аккуратным.
О том, чьих рук дело, Якоб спрашивать не стал. Какая разница, какой мерзавец разбивает голову, накидывает удавку или тычет нож под ребро? Для Якоба все они были на одно лицо.
"Еще б немного, и не свиделись бы..."
- Погодите. Мазь принесу.
"Ничего-ничего, - мысленно уговаривал он себя, обращаясь и к Элли заодно. - Все, кроме смерти можно исправить. Тебе ли не знать, как, Якоб?"
Гетц подошел к гостье и ткнулся в бедро. Его посередь человеческих и политических трагедий волновало только одно - чтобы прямо здесь и сейчас гладили по широкому лбу.
Отредактировано William Riley (2015-04-18 01:06:06)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
- Жаль. - просто сказала Элли. - Я когда-то на клавесине хорошо играла... Теперь-то, впрочем, больше дудочки всякие, клавиши на себе далеко не унесешь. Впрочем, и дудки с собой нет. Ничего нет.
И пожала плечами.
Ну вот. А вроде всякое видал, чего ж щуриться так недобро? Всякая рана и всякий недуг Бременские между собой давно уже делили строго на две категории: стоит бить тревогу или не стоит. Второе не заслуживало вообще никакого внимания, кроме, разве что, вечных подколок на тему того, какой же ты, друг мой, дурень и как по-тупому подставился. А о первом и вовсе молчали и просто делали что должно и что могли.
- Да фигня это все! - попыталась она докричаться до вновь покинувшего комнату Якоба, но, вестимо, не докричалась.
Гетц тепло дыхнул куда-то в район ладони и Элли, улыбнувшись, сосредоточила все свое внимание на псе, по старому обыкновению выступавшего здесь главным ее собеседником.
- На мне ж заживает, ровно как на твоем брате. - поделилась она приобретенными за четыре года знаниями. - На всех наших так заживает, а на ком не заживает - те и сами не заживаются. Будешь, друг Гетц, неженкой - у первого же позорного столба в первый же день и откинешься, что, кстати, очень стыдно да и перед теми, кто тебя ночью от него умыкать будет, неудобно. Тебя, понимаешь, выручать пришли, а ты дохлая болтаешься и все риски - вот твоему же брату и под хвост. Ты уж, - она почесала Гетца между ушей. - хозяина своего береги. А то он умный, но как все умные - тот еще дурак. Бежать он никуда не собирается, понимаешь. А собирается, видать, гордо помереть назло коварному соседу, токомо чтобы в жизни никуда не отступить... Так что уводи его, Гетц, в случае чего самой дальней дорогой, а будет артачится - не слушай, а делай, что должен. Он, понимаешь ли, добрый человек, что в наше время раритет похлеще всех его машин вместе взятых. Такое беречь надо.
"Вот ведь, - думал Якоб, поднимаясь в лабораторию по лестнице, - одного лечим, другого калечим. Превратности судьбы. Приметы времени, чтоб их..."
И если судьбу еще можно было выбрать, то время - нет. Никому не дано.
- Ерунда... Кому как, леди Старлинг. Кому как... - бурчал он себе под нос, вынимая на свет одну за другой склянки, пока не нашел то, что искал. - Так можно и дух испустить, от этой ерунды.
Если бы слышала сейчас Элли, то очень удивилась бы, как едко и зло звучал обычно спокойный и тихий голос мастера Дроссельмейера.
Никогда не рассуждавший о высшей справедливости, как и всякий, прикипевший к кому-то душой, Якоб беспокоился о "своих".
Пусть весь мир перевернется вверх дном. Главное, чтобы...
Тихое "останься" было растерто в порошок крепко стиснутыми зубами. Подойдя к другому шкафу, он взял предназначенный ей подарок, да торопливо сунул его в карман.
- Дурак, значит? - спросил Дроссельмейер, вернувшись со склянкой. - Может, и так, - протянул склянку и сложенный аккуратно бинт. Смотрел с плохо скрываемым весельем.
Потом стянул с лица платок и стал аккуратно резать сыр. Разломил хлеб и протянул его Элли.
Однажды утром у Тима случилось похмелье,
Он споткнулся на лестнице и сломал шею.
Эх, не дождутся его сослуживцы!
Накрыли Тима чистой белой простыней,
И в голове у него поставили бутылку виски,
А в ногах - бочонок с портером.
Везет же покойнику!
Отредактировано William Riley (2015-04-18 03:08:46)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
А наше окно на втором этаже,
А наша судьба на крутом рубеже,
И даже для этой эпохи -
Дела наши здорово плохи!
(с) А. Галич
В чем Якоб Дроссельмейер был безусловно прав - так это в невозможности выбора эпохи. Умела бы Элеонора Старлинг в довесок ко прочим своим сомнительным талантам еще и мысли читать, точно бы прокомментировала в том духе, что времена не выбирают - в них живут и умирают. С этой абсолютной истиной не согласиться не сумел бы даже Гетц.
- Дурак! - во все тридцать два зуба улыбнулась Элли, не ожидавшая, что профилософствует вслух дольше, чем нужно, но от слов своих никогда не отказывавшаяся. - Закон природы же, Якоб, если где-то чего-то прибыло - где-то чего-то недостача будет. С умом так же, и чаще всего ежели человек достигает всяких высот интеллекта и духа - то у него напрочь отсутствует способность не думать, а соображать. Что на статистике выживаемости сказывается куда как скверно... С чего б иначе столько в первую волну грамотеев полегло?..
И погрустнела. Вот ведь беда: почти все они как правило еще заранее знали, к чему все идет и куда дует ветер, но отчего-то были свято уверены, что надо до последнего оставаться на месте, не бежать через все границы и заставы, не прятаться по дальним заимкам, а продолжать нести народу какой-то там мифический свет познания. Ну и доносились - им этот свет под ноги совали, факелами в хворост.
Элли-то хоть и сама не сбежала до сих пор от всего окончательно и бесповоротно, но хотя бы маневрировала, и, судя по тому, что четвертый год уже в списки допустимых потерь не попадала, делала это достаточно успешно.
А все почему? А все потому, что идеализм да соображалка работают, а вот ума, по счастью, так и не отросло. Иначе болтаться бы ей и Бременским все-таки в петле, последней потехой добрым поселянам.
На отложенный в сторону платок леди Старлинг посмотрела с куда большим интересом, нежели на лицо мастера Дроссельмейера. В лице сюрпризов никаких не было, ожог есть ожог и выглядят его следы почти всегда одинаково. Возможно, года три назад да не зная, что будет, она бы оторопела, но теперь-то что?
А вот то, что Якоб не стал неожиданно лицо закрывать ни тряпкой, ни маской - это значило.
Вся жизнь складывается из маленьких рубежей, перейденных или неперейденных, и после каждого из них назад уже не повернешь, потому как позади остается хорошая такая каменная стена. Доверие и расположение - тоже один из таких рубежей, и кто его знает, по нынешним временам, должно ли его переходить или лучше поберечься от возможной опасности.
Дожили. Все уже и всех за опасность почитаем в первую очередь. Элли даже сама на себя рассердилась. Кто тут у нас готов ходить среди бела дня по городу с факелом и табличкой "Ищу человека"? Так чего ж, найдя вдруг, пугаешься, как ребенок - монстров под кроватью. Тем паче что в году тысяча шестьсот восьмом только те монстры и остались, что по утрам из зеркала пялятся...
Элли взяла хлеб, вдохнула запах и отложила, принявшись за самопомощь. От мази, следовало признать, стало теплее и ощутимо легче.
- А я сбежала из дома не из-за идеалов. - откровенность оплачивается разве что ответной откровенностью, другой бартер не предусмотрен, увы. - Я от жениха сбежала. Меня папенька за такого отморозка просватал, что я до сих пор о своем решении ни разу не пожалела.
Якоб не возражал. Нечто, отдаленно напоминающее улыбку, промелькнуло на лице Дроссельмейера, когда он смотрел на Элли. Она была не писаная красавица, далеко не. Не такая, каким принято видеть идеал красоты. А теперь и подавно. Крупноватый рот, вздернутый нос, разлохмаченные и неровно обрезанные волосы. Но было в ней что-то такое, что делало ее привлекательной. То ли улыбка, то ли взгляд, то ли порывистость движений.
- ...грамотеев полегло?..
Мастер кивнул, чтобы скрыть, что думает совсем не об этом, но вышло не так хорошо, как хотелось бы. В науке обмана Дроссельмейер был не мастак. Поэтому стал резать мясо, потом отправил в рот кусок и луковое перо.
Мудрые люди говаривали "стерпится - слюбится". Вероятно и у Якоба стерпелось бы, если бы все вышло не так. Женился бы Дроссельмейер-младший, понаделал бы детей и коротал дни, может, даже до самой старости. Но отчего-то Якоб понимал, что иначе чем сейчас, быть не могло.
- Он был груб? - осторожно поинтересовался Дроссельмейер.
В пятнадцать он узнал, что такое женщина, когда дочь булочника затащила его в подсобку. Они занялись этим прямо там, на мешках, а после Якоб вышел, стыдливо краснея и отряхиваясь от муки. Звали девицу Эльзой, и через два года бурной любви с ним, она вышла замуж за ювелира. Когда Якобу исполнилось девятнадцать и его наставник отправился на тот свет, Дроссельмейер решил обзавестись женой. Выбор пал на дочку цирюльника, так же, как и он интересовавшуюся всякими диковинами. Но цирюльник оказался против. Черноглазая Марта отправилась под венец с сыном аптекаря, чтобы аптекарь и цирюльник могли объединить свой доход. Через время, став богатым и известным, Якоб попытался жениться еще раз, но его избранница оказалась женщиной настолько свободных нравов, что за два дня до свадьбы сбежала с каким-то заезжим жонглером. Больше он не предпринимал попыток жениться, а потом случился пожар. Теперь Дроссельмейеру хватало и общества шлюх.
Отредактировано William Riley (2015-04-18 12:03:58)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Элли прыснула и наказала себе впредь воодушевляющих да политически невыдержанных речей не вести: во-первых, с них кого угодно потянет в сон, а во-вторых - ну тут-то она кого за народную власть собралась агитировать? Это, чай, не городская площадь, а тихий дом, и можно все-таки вспомнить, что беседы не только о власти да сопротивлении вести можно. Еще можно просто поговорить - но и это входило в длинный перечень вещей и явлений, от которых леди Старлинг за четыре года отвыкла напрочь.
У мастера Дроссельмейера определенно был талант ворошить то, о чем она сама уже и думать-то забыла. Гадай теперь - к добру оно, к худу...
Элеонора с минуту размышляла над вопросом, барабаня пальцами по подлокотнику и, кажется, автоматически выбивая по нему ритм какой-то старенькой сонаты.
Тот еще был вопросик, кстати, хрен знает, как на него отвечать.
- Толком не знаю. - наконец сообщила она. - Не рискнула проверять. А в благородных-то кругах, сами знаете, до свадьбы - ни-ни, и думать не моги! - и Элеонора расхохоталась. - Идиотизм жуткий, но тут мне на руку сыграл, что уж. Офицер, чтоб его... Знаете, такая порода, которые на людях воспитанные да любезные, а в глазах у них вообще пусто? Вот из таких. Они любят, когда кричат. Но когда боятся - это любят еще больше. - она хмыкнула. - Я тогда еще глупее, чем сейчас была, в жизни б ни о чем таком не догадалась, но ему до зарезу прям надо было максимум удовольствия из ситуации извлечь, и он мне аккурат после помолвки все четко по пунктам и разъяснил: и какая у меня дальше жизнь будет, и чем ночь от дня отличается. Только того не учел, что это кролики когда хищника видят - застывают на месте и ждут, пока их жрать будут. А я как-то привыкла от того, что пугает - драпать со всей возможной скоростью... Так, в общем, до сих пор остановиться и не могу. Зато первая толковая наука мне была: я теперь ему подобных с одного взгляда определяю. Они все одинаковые.
Якоб нахмурился, жуя мясо с луком. Сделал глоток вина. Да, этих людей с пустыми глазами он знал хорошо. Они, как тряпичную куклу вытряхнули из грязной постели его мертвую мать и перерыли весь дом вверх дном, чтобы найти хоть что-нибудь, чем можно поживиться. Не найдя, побили плохонькую утварь и раскидали много раз штопанные, в заплатах, вещи. Они чуть не свернули ему шею, толкая вниз по лестнице, выдворяя из собственного дома. Они, красуясь, топтали уличных попрошаек, проезжая на лошади. После них Якобу доставались под стать ему, все в шрамах, случайные подруги.
Взгляд Дроссельмейера упал на руки Элли. Тосковала ли она по прошлой жизни, как тосковал когда-то мальчишкой Якоб?
- Я плохо знаю, как в благородных кругах, - негромко ответил мастер. - Когда моя семья разорилась, я перестал быть благородным. Оно и к лучшему. Меньше соблазнов. А теперь, чтобы сохранить то, что от рождения дано, нужно хорошенько пресмыкаться. У меня это не получается. Ни с людьми говорить, ни быть им приятным. Винтики и шестеренки - куда проще.
Говоря об этом, Якоб раздумывал о том, почему семейство леди Старлинг не отменило помолвку. Но спрашивать не стал, поняв, что и без того затронул неприятную тему.
- Сыр попробуйте, - сказал мастер как будто между делом. - Он очень вкусный.
Отредактировано William Riley (2015-04-18 13:26:16)
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0015/95/66/95395.png[/AVA]
Элли сделала глоток вина и поглядела сквозь бокал на огонь. Как же правильно этот оттенок называется?.. Забыла. Все забыла, напрочь. И вкус нормального вина забыла тоже: у нас ведь вино это что? Это что-то, что цветом более-менее красное и кровь в жилах разгоняет. Как говорится, все полезно, что в рот полезло.
- Я тоже перестала. - она передернула плечами. - Где-то месяца через три после побега. После пары околотков да драпанья из них как-то о глупо уже о благородстве говорить. Но все равно стараюсь не забывать... Надо знать и крепко помнить, по каким уставам живут те, кто против тебя стоит. Ну и да, спину ровно держать тоже временами полезно будет. В случае публичных наказаний на стражу оно действует деморализующе, а народ наоборот, воодушевляет... Так что никакое знание, наверное, лишним не будет. Главное, не пытаться поделить опыт на положительный и отрицательный. Если принять, что опыт просто либо есть, либо его нет - жить становится не в пример проще и веселей.
До этой светлой мысли она тоже дошла далеко не сразу, но как дошла - так сразу дышать сделалось легче, а про стыд стало и вовсе возможно позабыть, как про страшный сон.
- От рождения нам даны руки, ноги и голова. Только это смысл и имеет... Но вот как вы без людей обходитесь - я даже угадывать не возьмусь, - призналась Элли честно. - Я бы не выдержала. Шестеренки, конечно, не предадут и в спину не вдарят, но у механизма на плече не поплачешь и ночью, если костра разводить нельзя, он не согреет. Да и собеседники из них... Вы сильный человек, мастер Дроссельмейер. Сильнее очень многих, а я людей перевидала чтоб не больше, чем вы - умных книг. Согнуть вас не смогут определенно. Значит, будут ломать.
На сыр она покосилась, но все же предпочла пока сделать еще пару глотков.
Вы здесь » Chartown » История Зачарованного леса » 28.11.1608 — "На то особый резон"